Кейт Аткинсон - Преступления прошлого

Каролина обсудила бы риск, связанный с беременностью в сорок три года, но не могла же она сказать: «Вообще-то, я на шесть лет старше, чем вы думаете». Кроме того, ребенок обосновался прочно, чувствовалось, что он внутри как дома, вполне здоров и целеустремлен.

Она попыталась представить, как объявит Ханне и Джеймсу, что у них будет сестричка (или братик, но она была уверена, что это девочка); она прямо-таки видела, как отвращение и ревность на их лицах сменяются хитрыми заговорщическими улыбочками в предвкушении мерзостей, которые они смогут с ним сотворить. Каролина положила руку на живот, защищая малыша, и почувствовала холодный гель, который курица-акушерка не позаботилась стереть. А Джонатан, как она скажет Джонатану? «Дорогой, знаешь, ты скоро снова станешь папой»? И его разопрет от гордости, мол, семя-то не подкачало, но для него это будет не ребенок , не человек, а очередная вещь , как новый трактор «джон дир» или гнедой мерин пони-класса для выездки, которого он купил Ханне и который был для нее слишком велик, так что, если повезет, она с него свалится и свернет себе шею. (Нельзя думать такие вещи, вдруг это повредит ребенку.) Обучение выездке — новая воспитательная идея Ровены: «Учиться управлять никогда не рано», — заявила она за «ланчем», который пригласила Каролину разделить с ней в «моем уютном маленьком коттедже», в том смысле, что не в «огромном домище, который ты у меня отняла». Выездка. Апофеоз английского педантизма. Джемима, разумеется, была в этом деле профи.

— Ты ведь не обидишься, что я тебя об этом спрашиваю, дорогая? — Ровена наклонилась к ней над остатками бланшированной лососины, которую наверняка приготовила не сама, она у себя в кухне и нож для хлеба бы не нашла. — Как же мне выразиться…

Поймав отстраненный, почти как у провидицы, взгляд ее голубых глаз, Каролина подумала, что больше не вынесет.

— Не залетела ли я? — услужливо подсказала она, и Ровена вздрогнула от неловкости за лексикон невестки. — Нет, не залетела. — Во лжи Каролина не знала себе равных.

— Ты уверена?

— Да.

И она увидела, как Ровена прячет улыбку облегчения.

— Выпьем кофе в саду?

Она впервые была на службе в церкви Святой Анны, впервые слушала его проповедь. В белом накрахмаленном воскресном стихаре, он был сам на себя не похож. Кто же это его так отбелил и накрахмалил? Поди, какая-нибудь наемная «дама». Он мало говорил о Боге, за что Каролина была ему признательна, и перескакивал с одного предмета на другой, но общий смысл проповеди сводился к тому, что люди должны быть добрее друг к другу, и Каролина подумала, что вполне с этим согласна, и десять человек прихожан, считая Каролину, как один, радостно кивали, а когда служба закончилась, все пожали друг другу руки, что показалось Каролине очень по-квакерски. В тюрьме она постоянно ходила на службы, просто ради смены декораций, и капелланы всегда были с ней особенно вежливы, возможно, из-за того, что она совершила. Чем хуже преступление, тем больше ты нравишься капелланам, если появляешься в часовне. Одна заблудшая овца и все такое.

Он стоял у дверей, и пожимал каждому руку, и, конечно же, для каждого находил доброе слово. Она позаботилась о том, чтобы выйти из церкви последней, и почти надеялась, что он пригласит ее на чашку кофе или даже пообедать, но он не пригласил, а сказал только: «Хорошо, что вы пришли, Каролина», словно она была новообращенной, и она расстроилась, какая глупость, но улыбнулась и ответила что-то невпопад, а потом вышла во двор, думая, вдруг он последует за ней, но он вернулся внутрь.

Она никогда ни в кого не была влюблена после Кита, но та любовь была просто подростковым сумасшествием, которое, при нормальных обстоятельствах, закончилось бы безразличным разводом. Было здорово снова влюбиться. Она чувствовала, что к ней вернулась часть утраченной личности. Конечно, она любила букашку. Таню. Но то была другая любовь, безусловная. Тогда она не любила ее, во всяком случае не понимала этого — она научилась любить ее потом, в годы разлуки. И, несмотря на то что любовь пришла к ней слишком поздно, она все равно помогала заполнить все те пропущенные годы. Любовь, обращенная в прошлое. Для Тани, конечно, все было по-другому. Она не знала, как мать ее любила, если только Ширли ей не говорила («Твоя мама очень-очень тебя любила, но она не могла с тобой остаться»). Она заставила Ширли пообещать, что та будет считать ее умершей и позаботится о букашке. Ширли она тоже любила безусловной любовью, иначе она не сделала бы того, что сделала. Не начала бы заново. Она и Ширли так сказала: «Забери Таню, пусть у нее будет новая жизнь, стань ей матерью, раз я не могу». Разве что, принимая во внимание обстоятельства, излагала она не так четко…