Дин Кунц - Безжалостный

Я уже прекрасно понимал, что Джон Клитрау впервые за прошедшее время, почти три года, делится воспоминаниями о происшедшем, и нужда выговориться очень остра. И вроде бы чувствовалось, что он хочет как можно скорее поделиться со мной сведениями, которые помогут мне избежать таких же утрат, какие постигли его.

Но после того, как он прибыл в тот дом в округе Бакс (естественно, в воспоминаниях), интонации изменились. Неотложность ослабла, не столь сильно ощущалось и чувство вины. Печаль перешла в леденящее кровь безразличие, голос стал унылым, лишился эмоциональной окраски.

– В ту ночь я не смог уснуть. Сидел в кресле спальни, разрываемый горем, виной и страхом. Я презирал себя, свою беспомощность. Ненависть к себе изматывала. Я заснул, когда рассвело. Проснулся и увидел, что девочек нет. Как пьяный, принялся бродить по дому, искать их. Перед тем, как найти в маленькой гостиной, примыкавшей к кухне, услышал их крики…

Безразличие в голосе Клитрау не звучало как стоицизм или подавление эмоций. Это была апатия, последняя соломинка сломала спину. Слишком много и долго он переживал и теперь лишился даже желания что-либо чувствовать.

– В гостиной Эмили и Сара, по-прежнему в пижамах, подбежали ко мне, плача, крича. Я хотел их обнять, но они оттолкнули мои руки, выбежали на кухню, начали подниматься по лестнице на второй этаж. И я увидел, что они смотрели телевизор. И я увидел на экране… мою жену, обнаженную, прикованную цепями к стене. И мужчина, его лицо скрывал капюшон… он… он… резал ее…

Пока я слушал Джона Клитрау, мобильник в моей руке стал влажным, грозя выскользнуть. Я крепче его сжал.

– Я уже не слышал криков девочек, – продолжил он. – Пошел наверх, чтобы их найти. Не нашел в спальне, где они спали, где я просидел рядом всю ночь. Не нашел в соседней комнате. Не нашел на втором этаже. На первом. Во дворе. Они исчезли. Я уже никогда их не нашел…

Внезапно мне захотелось, чтобы Пенни свернула с автострады и поехала прочь от того места, куда мы направлялись. Мы не были детективами, мы не знали, как собирать улики и выстраивать из них обвинительное заключение. А кроме того, если бы мы поехали туда, где бывал Ваксс, если бы стали ворошить прошлое, он, скорее всего, сумел бы нас найти. Тень хищника – не то место, где может спрятаться дичь.

Джон Клитрау продолжал бубнить о кошмаре, который не становился менее страшным из-за монотонности голоса:

– И я вернулся в маленькую гостиную у кухни, где на экране телевизора продолжали резать мою жену. А на полу перед телевизором лежали пижамы, в которых мои девочки выбежали из этой комнаты. Их вернули мне, так же как кольца жены. Я попытался достать дивиди из плеера, но никакого дивиди не было. Я попытался переключить канал. Она умирала на всех. И тогда что-то со мной случилось. Точно не помню, но вроде бы я разбил телевизор настольной лампой. И я знал, что Джерри держит в доме пистолет. Отправился на поиски, нашел и зарядил одним патроном. Я собирался покончить с собой…

Я уже давно ничего не говорил Джону. Мои слова не могли ничего изменить. И он не нуждался в подтверждении того, что я его слушаю.

Голос стал еще более безжизненным:

– Может, мне не хватило духа, чтобы покончить с собой, может, все эти годы я продолжал верить в святость жизни и потому не мог пойти на самоубийство. Но, главное, желание убить Ваксса перевесило желание свести счеты с жизнью. Поэтому я вставил в обойму еще девять патронов. И начал его ждать. Прошло три дня. Зазвонил телефон. Ваксс сказал одно слово: «Крыльцо». И на заднем крыльце я нашел дивиди…

То ли по выражению моего лица, то ли по моей позе Пенни поняла, что меня вот-вот парализует от ужаса. Моя левая рука, сжатая в кулак, лежала на бедре. Вот она и накрыла ее своей правой рукой.

– Целый день я не мог посмотреть этот дивиди. Потом посмотрел. Моих девочек тоже приковали к стене. Вероятно, их подробно проинструктировали, пообещали спасение за содействие, потому что они кричали и молили в камеру: «Папочка, больше не мучай нас. Папочка, пожалуйста, отпусти». А потом… а потом они… потом начался такой ужас, что я выключил телевизор. Этот дивиди был вещественным доказательством, но доказательством, возлагавшим вину на меня…

Мчась сквозь холодный дождь, сквозь черную ночь, мы неминуемо приближались к лобовому столкновению со стеной, но не из бетона, а из окаменевшей тьмы, из набравшего прочность железа зла в образе Ширмана Ваксса.

– Я не знаю, что он сделал с их останками. С той поры мне удавалось остаться в живых. Я надеялся найти его, убить. Но теперь я понимаю, что это иллюзия, Каллен. До него не добраться. Он – сама ночь…