Роберт Ладлэм - Близнецы-соперники

Он ощущал тяжкое бремя того, что нес за спиной. Он испытывал искушение вытащить металлические контейнеры и швырнуть их в бездонную глотку Альп. Пусть истлевают под дождями и снегами. Пусть альпийские ветры унесут их в небытие.

Но он не сделает этого. Слишком велика была цена.

— Идем, идем, — подбодрил он девочку и обвил ее левую руку вокруг своей шеи. Он улыбнулся, глядя в испуганное личико ребенка. — Мы выйдем отсюда — обязательно!

Адриан стоял у окна, выходящего на темный массив нью-йоркского Центрального парка, в небольшом служебном кабинете музея «Метрополитен». Он разговаривал по телефону с полковником Таркингтоном. За столом сидел священник из Нью-йоркского архиепископства монсеньор Лэнд. Время было чуть за полночь. Но армейскому офицеру, который звонил из Вашингтона в музей, сказали, что мистер Фонтин будет ждать его звонка в любое время.

Полковник сообщил Адриану, что все документы, связанные с деятельностью «Корпуса наблюдения», будут оглашены Пентагоном в свое время. Руководство министерства хочет избежать публичного скандала, который неминуем, когда станет известно о коррупции и заговоре в вооруженных силах. Особенно если окажутся вовлечены высокопоставленные чины. Это противоречит интересам национальной безопасности.

— Фаза первая, — сказал Адриан. — Укрывательство.

— Возможно.

— Вы этим займетесь? — тихо спросил Фонтин.

— Тут замешана ваша семья, — ответил полковник. — Ваш брат.

— И ваш. Я-то смогу это пережить. А вы? А Вашингтон?

На другом конце провода воцарилось молчание. Наконец полковник сказал:

— Я получил все, что хотел. А Вашингтон вряд ли сможет. Теперь, во всяком случае.

— Никогда не знаешь, что такое «теперь».

— Не учите меня. Никто не сможет вам запретить провести пресс-конференцию. Теперь помолчал Адриан.

— Если я решусь на это, могу я рассчитывать на официальные документы? Или вдруг откуда ни возьмись появится особое досье, описывающее...

— Со многими подробностями, — перебил его полковник, — поведение молодого человека с неустойчивой психикой, который колесил по всей стране, жил в коммунах хиппи, укрывал трех позднее осужденных дезертиров в Сан-Франциско... Не стройте иллюзий, Фонтин. Это досье сейчас лежит передо мной.

— Я так и предполагал. Я учусь. А вы дотошный. Который же из братьев чокнутый?

— Тут сказано даже больше. О том, как отец использовал свое влияние, чтобы сын смог избежать призыва в армию. К тому же ранее он состоял в радикальных молодежных организациях — сегодня эти ребята используют динамит в людных местах. Ваше весьма странное поведение в Вашингтоне и странные отношения с негром-адвокатом, погибшим при невыясненных обстоятельствах. Упомянутый адвокат подозревался в совершении преступных деяний. И так далее, и тому подобное. И это только о вас.

— Что?

— Наружу всплывает правда, задокументированная правда. Отец, который сколотил себе состояние, консультируя правительства, стран, которые, как ныне считается, проводят враждебный нам курс. Человек, имевший тесные контакты с коммунистами, чья первая жена много лет назад погибла в Монте-Карло при очень странных обстоятельствах. Некая малоприятная закономерность. Возникает множество вопросов. Как вы думаете, Фонтины смогут пережить это?

— Меня от вас тошнит.

— Меня тоже.

— Тогда в чем дело?

— А в том, что решение должно приниматься не нами, и это решение касается не только нас с вами и нашей тошноты. — Полковник в гневе повысил голос, но быстро взял себя в руки. — Мне самому очень не нравятся эти мерзкие игры наших генералов. Я только знаю — или думаю, что знаю, — что, возможно, еще не пришло время публично обсуждать «Корпус наблюдения».

— В таком случае все это будет продолжаться и дальше. Сейчас вы говорите иначе, чем тогда в моем гостиничном номере.

— Может быть. Я только надеюсь, ценя ваше праведное негодование, что вы никогда не окажетесь в подобном положении.

Адриан взглянул на сидящего за столом священника. Лэнд задумчиво разглядывал пустую стену. И все же он смог прочитать у него в глазах охватившее его отчаяние. Монсеньор был сильный человек, но теперь он испугался.

— Надеюсь, что не окажусь, — ответил Адриан полковнику.

— Слушайте, Фонтин!

— Что?

— Давайте как-нибудь опрокинем стаканчик.

— Конечно. Обязательно. — Адриан положил трубку.

Неужели теперь все зависит от него? Все? Приходит ли когда-нибудь время рассказать правду?