Джеймс Паттерсон - 6-я мишень

— Не может быть!

Я рассказала, что случилось. Клэр смотрела на меня настороженно и сочувственно и задала лишь пару вопросов. Закончив одну грустную историю, я попила водички и перешла к другой, о том, как меня понизили в сержанты. Теперь уже беспокойство на ее лице проступило очевиднее. Она сокрушенно покачала головой.

— Получается, все случилось почти одновременно? Сначала тебя отправили из кабинета на улицу, а потом ты еще и Джо прогнала? Линдси, мне за тебя тревожно. Ты высыпаешься? Витамины принимаешь? Аппетит хороший?

«Нет. Нет. Нет».

В палату вошла сестра с лекарством и обедом для Клэр. Я устало откинулась на спинку кресла.

— Это все вам, доктор Уошберн. Глотайте. Ешьте.

Клэр приняла пилюли и, как только медсестра вышла из палаты, пододвинула мне поднос:

— Кашка дня. Подкрепись.

Ела ли я сегодня? Вроде бы нет. На тарелке лежали переваренный горошек и мясной рулет. Я подцепила на вилку того и другого. Повторила. И, уже дойдя до мороженого, сообщила, что мы идентифицировали найденное на берегу тело — Паола Риччи.

— Судя по всему, похитители застрелили няню через минуту после того, как втолкнули ее и девочку в машину. Поспешили избавиться. Но проблема в том, что больше у нас ничего нет. Мы не знаем ни того, кто это сделал, ни почему, ни куда увезли Мэдисон.

— Но почему эти мерзавцы не позвонили родителям?

— Вопрос на миллион долларов. Если бы знать. Слишком уж много времени прошло. Думаю, им не нужны деньги Тайлеров.

— Черт!

— Да уж. — Я бросила на поднос пластиковую вилку, откинулась на спинку и посмотрела в окно.

— Линдси?

— Похоже, они убрали Паолу как свидетельницу похищения.

— Логично.

— Но если Мэдисон видела, как убили ее няню… Понимаешь, теперь ведь они живой девочку не отпустят.

Синди Томас вышла из своей квартиры в Блейкли-Армс, перешла на другую сторону улицы и повернула к редакции «Кроникл», находящейся в пяти кварталах от ее нового дома.

Тем временем для человека по имени Гарри Теннинг, жившего двумя этажами выше Синди, в квартире с видом на задний двор, утро началось не так хорошо. Вцепившись пальцами в уголки письменного стола, Теннинг отчаянно пытался сдержать нарастающую злость. Во дворе, пятью этажами ниже, вот уже несколько минут гавкал пес, и каждый его визг пронзал барабанные перепонки Теннинга, словно остро заточенный вертел.

Он знал, что это за пес.

Рэт-терьер по кличке Барнаби, любимец Марджери Глин, крашеной блондинки и матери-одиночки еще одного проклятого создания, Малыша Оливера. Вся эта троица проживала на первом этаже, беспардонным образом узурпировав задний двор, точно он принадлежал им одним.

Теннинг поправил наушники — специальные наушники «Макс», идеально соответствовавшие форме его ушных раковин, — но надоедливый лай неугомонной собачонки проникал и через них.

Он вытер влажные ладони о футболку — тявканье безмозглого животного беспощадно терзало тонкую ткань его внутреннего мира. В губы и кончики пальцев словно вонзились сотни мелких иголочек, колотилось сердце. И это только начало.

Будь оно проклято.

Неужели тишина такая уж непозволительная роскошь?

На мониторе компьютера уже выстроились ровные шеренги слов и четкие колонны цифр — шестая глава его книги, «Отчет: Статистический сборник двадцатого века».

Книга была больше чем причудой или увлечением. «Отчет» стал смыслом его существования, наследием грядущим поколениям. Не огорчали даже письма от издателей, отказывавшихся публиковать труд. Теннинг бережно складывал их в папку.

Когда-нибудь, когда «Отчет» увидит свет и станет главнейшим, первостепенным справочником для ученых всего мира, он еще посмеется над ними.

Никто не сможет умалить его заслуги. Никто не отнимет труд всей жизни.

Посылая Барнаби мысленные приказы замолчать, Теннинг пробегал взглядом по строчкам — численность погибших от удара молнии, начиная с 1900 г.; высота снежного покрова в Вермонте; достоверно установленные случаи переноса коров торнадо, — когда с улицы донесся новый звук, громыхание остановившегося у дома мусоровоза.

Казалось, еще немного, и череп не выдержит и расколется.

Но он не сумасшедший.

Нет, у него найдется достойный ответ на это бесцеремонное вторжение окружающего мира. Он прижал поплотнее наушники, но писк, скрип, грохот и лай продолжались, проникая в мозг, атакуя все органы чувств. И самое главное, они пробудили Оливера! Этого проклятого ребенка. Сколько можно терпеть такие муки! Почему они не дают ему сосредоточиться? Этот ноющий бесконечно малыш. Этот сраный пес. Давление нарастало. Сдавливало голову. Сдавливало грудь. Если ничего не сделать, он просто лопнет. Взорвется. Все, с него хватит.