Вильям Кобб - Тайны Нью-Йорка

Бам шагнул к ней.

— Стойте, Бам! Я понимаю: вы способны убить. Да вам не привыкать, не так ли? Ну-ну, не горячитесь… В данном случае мне все равно, кто вы такой. Я хочу договориться с вами.

— Со мной? Никогда…

— Да, с вами. И вы примете мои условия. Потому что они выгодны вам…

— Говорите, — сказал Бам.

— Я знаю, кто вы такой, — продолжала холодным тоном Мария. — Вследствие этого я передала моему адвокату в запечатанном конверте жалобу, которая разоблачает вас. Я хотела получить дополнительные сведения… Впрочем, того, что я знаю, вполне достаточно, чтоб мотивировать просьбу о разводе… Завтра в двенадцать часов дня этому адвокату приказано распечатать конверт. Если вы меня убьете, как ловко бы вы ни скрыли это преступление, — будьте уверены, что этой бумаги будет достаточно, чтобы полиция заинтересовалась моим исчезновением и вашей личностью. Как видите, нам лучше договориться на взаимовыгодных условиях…

— Продолжайте, — сказал Бам.

— Я сказала вам, что ненавижу одного человека, что хочу заставить его искупить все перенесенные мною пытки… что это цель жизни моей, моя единственная мечта, единственная надежда… Прошу вас: откройте мне тайну моего отца, и я не только не буду мешать вам, я стану вашей рабой, вашей собакой. Я хочу знать тайну этого человека не для того, чтобы опозорить его публично, а чтобы он испытал все то, чему он подвергал меня. Скажите мне, какое преступление он совершил? Только скажите — и в награду за это открытие я клянусь сохранить вам то богатство, за которое вы продали себя.

— А если я откажусь?

— Я опозорю вас, и кто знает, не пострадает ли и тот человек, когда раскроются ваши низости…

— Если вы разорите вашего отца, то разорите и себя.

— А что мне за дело до себя? Вы думаете, я боюсь нищеты? Нет, пусть я останусь без хлеба, без крова, в холоде, в голоде, лишь бы отомстить!.. Вы не знаете, сколько собралось во мне злобы, сколько я могу насчитать мук, пыток, перенесенных мной! Он убил мою мать! Если я горбата, то это потому, что однажды в припадке бешенства он выхватил меня из рук кормилицы и швырнул об пол! Ему я обязана моим физическим и нравственным уродством! Итак, выбирайте: или вы погибли оба, или вы предадите его… Теперь вы меня знаете… Отвечайте!

— Миссис Барнет, — сказал Бам, — будьте в этой комнате завтра в двенадцать часов. Пока ничего не предпринимайте. Заберите у адвоката это бессмысленное заявление и мы поговорим…

Ее глаза вспыхнули надеждой.

— Вы согласны?..

— Мы поговорим, — повторил Бам.

Остаток ночи Бам провел в раздумьях.

Утром он явился в кабинет Арнольда Меси.

Тот выслушал его внимательно и не выказал никакого удивления относительно чувств, которые питала к нему дочь.

— Итак, — сказал он, помолчав, — перед нами возникают определенные препятствия. Что ж, на то и существуют препятствия, чтобы их преодолевать!

Перед Бамом сидел хладнокровный игрок, привыкший смотреть на зеленое сукно как на поле сражения.

— Не будем забывать, — продолжал он, — ваших трех друзей (он сделал ироническое ударение на последнем слове) — Трипа, Moпа и Догги… Они знают все и потому опасны… Есть еще один, которому я не доверяю еще больше. Я имею в виду Бартона… Одним словом, если я не разучился считать, то нам необходимо избавиться от пяти лиц.

Бам смотрел на него с восхищением, ловя каждое слово.

— Будущее ваших друзей из «Старого флага», — заговорил опять Меси, — устроено, потому что теперь мы немедленно приступим к нефтяной операции. Итак, Трип, Моп и Догги — ваша забота.

— Моя, — подтвердил Бам.

— Что касается Бартона, — продолжал Меси, — я придумал для этого дорогого друга самый оригинальный план, где главным действующим лицом будет тот Лонгсворд, о котором я говорил вам… Тут присутствует жажда мести, которую легко эксплуатировать… И Бартон искупит, как того требует правосудие, и прошлые свои грешки и убийство своей жены Антонии. А миссис Барнет потрудитесь пригласить в мой кабинет. Пока я буду с ней разговаривать, надеюсь, весьма дружелюбно, съездите от моего имени к доктору Биллингтону, в Бовери, и попросите его немедленно явиться ко мне. Вы посидите с ним в соседней комнате. Не следует, как вы, впрочем, и сами понимаете, подслушивать наш разговор, потому что было бы весьма прискорбно вмешать еще и этого человека в наши интимные дела и тем увеличить число тех, кто нам мешает. Только когда вы мне понадобитесь, я позову. Вы поняли?