Бернар Миньер - Гребаная история

— Так в любом случае все они думают, что это я. Меня сильно удивит, если они вам помогут…

Я снова подумал о послании, найденном на «Фейсбуке»: «Не доверяй им. Они лгут» … И о типе, с которым разговаривала Лив. Этот детектив… Сказала ли она правду? В классе я вновь вспомнил слова Хардинга: «Это кто-то такой, кого не заподозришь. Совсем… Полагаю, это тот, кого практически не замечаешь. Скрытный, неприметный. А еще он обладает определенной информацией…»

И снова возник вопрос: шантажист и убийца — являются ли они одним и тем же человеком?

В кафетерии я едва клевал со своей тарелки. Чарли, Джонни, Кайла и две другие девочки из класса были заняты общением, но все было не как раньше: смех раздавался редко, а некоторых тем в беседах избегали.

Вокруг нас царил обычный гул голосов, но время от времени я ловил на себе подозрительные взгляды, и разговоры за соседним столом стихали до нескольких децибел; явный признак, что говорят обо мне.

Все это становилось все более и более невыносимым.

Накалывая на вилку кусочек говядины по-тайски с рисом карри, я внезапно подумал о матери Чарли. В это время она должна сидеть за кассой в магазине «Кен & Гриль» со своим мужем, который готовит еду в кухне, и Венди, наливающей пиво и кофе за прилавком в другом конце магазина. Я снова почувствовал нечто вроде зуда. Очень часто я заставал ее у окна комнаты — она смотрела, как я ухожу, и махала мне рукой. Чарли как-то сказал, что у окна мать проводит бо`льшую часть времени. И, оглядываясь назад, невозможно не признать, что это окно и ее силуэт в моей памяти неразделимы. Это тот, кого практически не замечаешь. Скрытный, неприметный. Мать Чарли — за кассой, его отец — в кухне, Ник — в офисе шерифа… Зуд усилился. Дом пуст… Чарли упоминал, что сигнализация в магазине работает только в разгар сезона. Я снова увидел большой двор, огражденный высоким забором из досок, и деревья в глубине — сотни раз я играл в этом дворе, а затем он стал слишком тесной игровой площадкой для подростков, особенно в хорошее время года, когда нас зовут море, бухты и другие острова, до которых рукой подать…

— Глупый, глупый, глупый , — сказал я сам себе. — Даже не думай об этом …

Но именно об этом я и думал. Легкая полуулыбка его матери, ее неброский силуэт, темные волосы, в которых начали появляться серебристые нити… Это тот, кого практически не замечаешь. Скрытный, неприметный. А еще он обладает определенной информацией… В магазине ее добродушный взгляд якобы случайно всегда в движении, незаметно следует за клиентами, эффективнее камеры видеонаблюдения. А сколько откровенностей она выслушала за кассой? Ей доверяют бездумно, естественно; никому даже в голову не приходит, что в ней есть хоть капля хитрости, злости и злого умысла. Это было невообразимо. « Ты превращаешься в сумасшедшего» , — предупредил меня внутренний голос.

Я поднялся на ноги.

Выйдя из кафетерия, я направился к зданию администрации. И вошел в кабинет Ловизека.

— Я не совсем в порядке. Нехорошо себя чувствую, очень нехорошо.

— Ты хочешь пойти к врачу?

— Я хочу вернуться домой.

Директор покачал головой, схватил документ.

— Согласен. Кто у тебя сегодня дома?

Я ответил.

— Хорошо. Я ее предупрежу…

Добрый час я прождал парома. Мои пальцы дрожали на руле. На пароме я отключил мобильник. Зал почти пустовал, бар был закрыт. Наконец я устроился в своей машине и врубил музыку.

Прибыв на Гласс-Айленд, я повернул направо, затем налево и поднялся по Мейн-стрит. Припарковался в сотне метров от магазина «Кен & Гриль» и остальной путь проделал пешком. Пройдя перед магазином по противоположной стороне улицы, втянул голову в плечи и накинул капюшон, затем резко свернул с дороги и пересек шоссе в направлении забора; он был частично скрыт машинами клиентов, припаркованными со стороны магазина, и грузовиком поставщиков, что играло мне на руку. Я прошел позади них, с другой стороны от бокового входа в гриль-бар, который находился перед контейнером со льдом, закрытым на висячий замок.

Подходя к забору, я бросил взгляд назад, сосредоточив внимание на улице. Затем схватился за забор и, перепрыгнув его, оказался на мокрой траве двора и какое-то время оставался на корточках. Сердце у меня забилось чуть быстрее. Начиная с этого мгновения, если меня застукают, мне будет трудно объяснить, почему я здесь.

Как большинство задних дворов, этот был завален всевозможным хламом, но еще там есть складной садовый столик, скворечники на каждом пне и надстроенная веранда. Когда нам было по двенадцать лет, мы с Чарли ползали под ней, представляя себе, будто мы спелеологи, оказавшиеся в ловушке в марсианском гроте, кишащем плотоядными существами. Чарли корчился, испуская крики: « Агггггххххх!» и « Спасите! На помощь! Они пожирают мои ноги, оххххх!» — беспорядочно двигая ногами во все стороны. Однажды ночью, когда я оставался у них, Чарли пытался убедить меня, стуча по перегородке двухэтажной кровати, низ которой занимал он сам, что в подвале спрятались какие-то злобные существа и что если кто-то из нас будет иметь несчастье забраться ночью под веранду, его никто никогда больше не увидит.