Бернар Миньер - Гребаная история

— Это была моя мать, да? — прервал ее я.

Лив кивнула.

— Да… Твои родители не погибли в автокатастрофе, Генри. Но я к этому и веду. Мы догадывались, что с ней что-то происходит, и вот наконец однажды вечером она позвала нас выпить по стаканчику и объявила: «У меня рак». Вот так. Скоротечная дрянь. Она протянула всего несколько месяцев. Мы очень переживали. Ты должен понять, что мы сильно любили Мишель. Она действительно была нам как сестра, даже несмотря на то, что мы знали ее всего лишь год. Но к тому времени мы уже решили переехать, — добавила она, понизив голос и бросив взгляд на другую мою маму. — Франс… ну, она… получила предложение, от которого невозможно отказаться, — занять ответственный пост в Балтиморе… Видишь ли, ей открывалась карьера. Она не могла не воспользоваться таким шансом. Мы собирались уехать из Калифорнии…

Лив повернулась ко мне. Ее глаза сверкали.

— Вот тогда Мишель и решила рассказать нам свою историю — которая и твоя тоже. Она сказала нам, что ее прошлое не было славным; несколько лет она была девушкой из эскорта . У нее были все виды клиентов, но твой отец стал чем-то большим. Твой отец, который, впрочем, был человеком злым, опасным и скверным. Мишель не хотела, чтобы он нашел тебя, этот человек токсичный , как она говорила…

— Но она все же сочла возможным завести от него ребенка, — прервал я ее.

— Да. Ошибка юности. Мишель была его любовницей. Содержанкой, так более верно. Но и влюбленной тоже… Какой он на самом деле, она обнаружила лишь забеременев. Тогда он резко изменился и потребовал избавиться от ребенка. Это даже не обсуждалось. По ее словам, уже тогда он был достаточно властным. Не только могущественным, но и беспринципным. Он сказал, что если понадобится, то сам возьмет нож и разрежет ей живот, можешь себе представить? Он ей угрожал — физически. И Мишель ему поверила. Понимаешь, он был женат и пришел в отчаяние, все же он публичная персона с политическими амбициями. И речи не могло быть о том, чтобы у него оказался незаконнорожденный ребенок от какой-то эскорт-девицы ! Он не хотел этого ребенка и настаивал, чтобы Мишель от него избавилась, по-хорошему или по-плохому . Но она не могла этого сделать; врачи считали, что такая операция очень опасна для ее здоровья. Думаю, у нее были проблемы с кровью. И потом, для нее это был последний шанс стать матерью. Поэтому она сбежала с ребенком в животе. С тобой. Она хотела тебя сохранить. Как большинство девушек этой профессии, Мишель откладывала деньги. Полгода она прожила в одном месте, родила, а затем опять переехала. С поддельными документами. После этого она совершила ошибку. Послала ему фотографию: ты, трехмесячный, у нее на руках, и подпись: « Это твой сын» . У твоего отца были только дочери. Глупая месть. И опасная. Это Мишель поняла слишком поздно. Начиная с того мгновения он вбил себе в голову мысль отыскать тебя, отыскать своего сына во что бы то ни стало. Для него это стало навязчивой идеей… Мишель узнала это от Марты, помощницы твоего отца, которая стала ее подругой. И еще Марта сказала, что они не должны теперь поддерживать отношения. Твоя мать прекрасно понимала, с чем это связано. Она знала, что за работа у твоего отца, какими средствами он располагает…

Лив снова прервалась и взглянула в сторону Франс, которая кивком ободрила ее, чтобы та продолжала рассказ.

— Но, повторяю, та Мишель, которую мы знали, не имела ничего общего с той прежней. Это была прекрасная женщина — блестящая, привлекательная, правильная — превосходная мать, наша подруга …

— Что же произошло? — спросил я, чувствуя, как во мне нарастает невольное восхищение героиней этой истории.

— Однажды утром Мишель позвала нас к себе. К тому времени она была уже очень слаба, а мы через две недели собирались уехать… В следующем месяце Франс предстояло приступить к работе… То, что приходится оставить Мишель в таком состоянии, разбивало нам сердца, но, понимаешь, у нас не было выбора. Мы все очень сильно огорчались, обижались на весь мир, приходили в ужас…

Лив горестно посмотрела на меня. Ее лицо обрело новое выражение, явившееся таким резким контрастом с непримиримостью, которая ему предшествовала.

— Итак, тем утром Мишель позвала нас к себе. Мы уселись, выпили чаю, пообещали, что будем приезжать к ней; она жалко улыбалась, притворяясь, будто верит. Мы все думали об одном и том же: что, возможно, у нее не будет времени, наверняка не будет времени даже… Она сидела там, в утреннем свете, ее лицо было ужасно осунувшимся и мертвенно-бледным, на голове — хохолок. Мы немного помолчали, и вдруг Мишель сказала: «Увезите Генри». Мы с Франс посмотрели друг на друга, застигнутые врасплох. Ты играешь в соседней комнате, слышно, как ты что-то лепечешь… И мы тебя уже любим, о да, но чтобы вот так… мы никогда не представляли себе… такого … «Это невозможно», — сказала я наконец. «Но почему?» Я ищу ответ — пытаясь ее поберечь. Она такая слабая… Она в курсе, что мы много раз думали о том, чтобы завести ребенка, и тогда как раз искали донора. Она объясняет нам, что знает человека, который прекрасно изготовляет фальшивые документы, первоклассный специалист, он сделал документы и ей. Он подготовит документы, согласно которым ты — наш ребенок, а там, куда мы поедем, в любом случае не будут спрашивать отчета. И если тебе ничего не говорить, через некоторое время ты забудешь о ее существовании…