Р Скотт Бэккер - Зовите меня Апостол

Главная мишень Злобных Сук — социопаты, лютые человеконенавистники.

Я и сам в последние годы брожу в опасной близости от этой людской категории, потому провел изрядно времени в раздумьях: что же сводит вместе Злобных Сук и злобных мерзавцев? По-моему, дело не только в навязчивой устремленности к садомазохизму. Социопатов тянет на Злобных Сук потому, что лишь они одни могут расшевелить застоялое болотце их душ. Моя жизнь — мексиканская мыльная опера, полная воплей и сцен, и я знаю, как легко страсть переходит в насилие. Потому, если вы эмоционально глухи, если вы — из того не слишком малого меньшинства, в ком слово «насилие» будит не больше чувств, чем, например, слово «кресло», Злобная Сука уж точно не встанет в ряд униженных женщин, чью жизнь вы испоганили. Вы ее запомните, вы в нее вцепитесь. Сволочь к сволочи.

Я только бросил взгляд на жену преподобного Нилла и понял: этот пастырь не заурядный провинциальный святоша и уж отнюдь не обыватель, лелеющий безобидные грешки.

Преподобный Нилл — полновесный, законченный и состоявшийся человеконенавистник.

То бишь мой новый главный подозреваемый.

Когда совести нет, всегда найдется что-нибудь по другую сторону закона. Не верите — гляньте на наших президентов.

Подвинься, Баарс, в Городе Сволочей появился новенький.

— Апостол? Может, нам лучше…

Лицо Молли заметно омрачилось, а я бодренько изобразил благодарность — почти искренне, надо сказать.

— О-о, замечательно! Молли, чувствуешь этот божественный запах? У меня слюнки текут!

На самом-то деле, я чувствовал только вонь свинячьего дерьма. Не спрашивайте, как могут вонять воспоминания, я не знаю. Но они же смердят!

Бедняга Тим, слепой котенок, улыбнулся во весь рот.

— Это Джонни сварганил, он у нас главный по барбекю, — объяснил поспешно. — Старый друг преподобного, еще с семинарии. Вы б его соус попробовали. A-а, пальчики оближешь! Честное слово!

— Кто это — Джонни? Вон тот байкер?

Слева, за спиной преподобного, у потертого пластикового стола околачивались трое не очень презентабельных типов. Двое выглядели наркотами: тощие, жилистые, глаза мутные, злые. Но указал я Тиму на третьего, возвышавшегося над остальными, словно гора: пышная рыжая шевелюра, бородища по грудь, плечи — косая сажень. Титан. Образчик, достойный музея.

— Его все зовут Мальчик-с-Пальчик — за размеры. — Тим расхохотался.

Тут даже Молли хихикнула.

— На него глянешь — сердце в пятки.

— Ну да. Только вы по внешности не судите. Он — клевый. На все сто.

А еще он — член АБ, «Арийского братства». Это видно по наколкам — не таким явным, как у типа со свастикой на пузе, но для знающего вполне понятным. Интересно, что за «семинарию» прошел Нилл?

Еще один жирный минус святому отцу. Прошлое повторяется — мне ли не знать? Ведь это и есть мое пожизненное проклятие.

— Апостол? — На этот раз Молли меня локтем ткнула. — Может, нам лучше…

— Великолепно! — провозгласил я. — Датчи, приятель, представишь нас?

— …поторопиться? — договорила Молли.

А я бодро зашагал по истоптанной траве.

Нас представили. Нам представились. Улыбающаяся Шейла выглядела будто готовый атаковать клингонский крейсер. Потискав осторожно ее когтистые пальцы, так и хотелось крикнуть: «Броню к бою!» Преподобный Нилл обнял мою руку ладонями, прямо светясь от христианской радости. Джонни Мальчик-с-пальчик — ну и погоняло! — спрятал мою ладонь в своей мясистой лопате. Не улыбнулся — наверное, счел ниже своего достоинства.

— Апостол! — воскликнул преподобный. — Мне нравится это имя!

— Мои папа с мамой были нудистами, — пояснил я, вызвав общий смех, хотя я и не шутил.

Тим напомнил: мы, мол, и были те ходившие по домам и расспрашивавшие, про которых он говорил, а добрый пастырь тут же описал горе всей общины по поводу исчезновения Дженнифер Бонжур.

— Пожалуйста, скажите Аманде и Джонатану: мы всем приходом молимся за них, постоянно молимся!

Затем извинился: нужна небольшая проповедь, перед тем как Джонни начнет резать «чудеснейшую из свиней». Вслед за Тимом мы смешались с толпой пивных животов и лифчиков с лямками, врезавшимися в жирные плечи. Нилл выглядел щеголевато и элегантно в синих джинсах и черной рубашке с длинным рукавом. Начал обыкновенно — про единение во Христе, спасение во Христе. Нес обычную для таких случаев чепуху, а за спиной его шипела и шкворчала свинина. Но понемногу речь делалась все накаленнее, яростнее, пламеннее, и публика заводилась вместе с ним.