Шэрон Болтон - Жертвоприношение

Один из мальчишек, сидевший в другом конце классной комнаты, крикнул, что хочет, чтобы я сидела за его столом. Потом выкрики начали следовать один за другим. Почти все мои одноклассники стали требовать, чтобы я присоединилась к ним. Куда бы я ни посмотрела, везде были преисполненные дружелюбия лица. Думаю, дело было не столько в их искреннем расположении ко мне, сколько в духе соперничества, но в восемь лет я не могла этого знать. Несколько минут я наслаждалась всеобщим вниманием, прежде чем выбрала себе место. Новые соседи по столу приняли меня с восторженным энтузиазмом…

Этот случай навсегда запечатлелся в моей памяти по той причине, что это был единственный раз, когда я почувствовала, что значит испытывать на себе любовь окружающих. Единственный раз, когда я почувствовала себя популярной.

В средней школе я всегда оказывалась третьей лишней. Стоило мне завести лучшую подругу, как обязательно появлялась третья подружка, и постепенно, но неотвратимо, эта третья вытесняла меня из нашей троицы до тех пор, пока я не понимала, что как бы горько это ни было, но моя лучшая подруга уже давно не моя, что ей гораздо интереснее с той, третьей, которая вытеснила меня. Это происходило снова и снова, и со временем я начала сомневаться в том, что у меня когда-нибудь появится лучшая подруга, которая будет только моей лучшей подругой и ничьей больше.

Постепенно я смирилась с мыслью, что не следует ожидать слишком многого от других женщин. За все годы учебы в высшей медицинской школе я так ни с кем и не сблизилась по-настоящему. Я отнюдь не была синим чулком, не проводила все ночи за учебниками и не шарахалась от парней. Но у меня никогда не была подруги, с которой хочется видеться каждый день, с которой можно поделиться всеми своими переживаниями, которая всегда посочувствует, если тебе плохо, предложит шоколадку, если тебе грустно, которая будет подружкой невесты на твоей свадьбе и крестной матерью твоего первенца.

За дверью раздались голоса, и я на всякий случай притворилась, что сплю.

– По крайней мере, если она вдруг понадобится, то мы знаем, где искать, – сказала молодая женщина, и я узнала голос одной из наших студенток, которая училась на акушерку.

Ее собеседница была значительно старше, и я решила, что это Дженни.

– Не думаю, что она может понадобиться, – сказала она. – Я никогда в жизни не видела выводка более здоровых детей. Причем все как один. Не иначе этой весной какая-то особенная вода.

Акушерки прошли дальше по коридору, а я продолжила предаваться воспоминаниям, все больше проникаясь жалостью к себе.

К моей чести следует сказать, что я никогда не бываю назойливой. Я крайне редко проявляю инициативу в отношениях с подругами, никогда не звоню первой, предпочитая ждать, когда позвонят мне, и не предлагаю встретиться. Я никогда не выражаю недовольства, когда чувствую, что дружба дала трещину и подруга ко мне охладела. Я не жалуюсь, если мой почтовый ящик пустует по нескольку дней, не ропщу, когда мои знакомые отправляются веселиться в места, куда меня не пригласили. Я просто принимаю это как данность, загоняю одиночество в самую дальнюю каморку своей души и запираю там, чтобы оно не могло и высунуться.

Я лежала в постели и продолжала жалеть себя. После того, что произошло с Даной, я имела на это полное право. Потому что с Даной я, уже в который раз, переживала очередной крах иллюзий. Дана, которая сначала мне была глубоко антипатична, постепенно превратилась в человека, которому я доверяла без каких-либо оговорок и условий. Более того, мне начинало нравиться ее общество. Всего лишь за десять дней она почти что стала моей подругой. Но потом она предала меня. Когда я металась по островам, как охваченный паникой заяц, она лежала в ванной в луже собственной крови.

Я открыла глаза. Господи, благослови болтливых акушерок! Я поняла, что именно не давало мне покоя с той самой минуты, когда в кабинете Ричарда я прочитала о том, что один из знаков на теле Мелиссы обозначает Урожай. Теперь я точно знала, в каком направлении следует двигаться дальше.

Я находилась в одноместной служебной палате, смежной с одной из обычных палат, где лежали мои пациентки. Отыскав свои вещи, я быстро оделась. Было без четверти девять, и больница постепенно начинала засыпать. Я взглянула на медицинскую карту, прикрепленную к кровати, и убедилась, что ночью мне не нужно принимать никаких лекарств. Если повезет, меня не хватятся до самого утра. Я осторожно открыла дверь. В большой палате были заняты три койки. Одна из женщин как раз кормила малыша. Две другие спали. Их крохотные приложения посапывали рядом в прозрачных детских кроватках. Незамеченная, я прокралась к двери и выскользнула в коридор.