Стив Берри - Измена по-венециански

— Это не может не беспокоить нас, — добавил Дэвис, — тем более что все делается втихомолку. Обычно корпорации любят хвастаться своими достижениями, здесь же — наоборот. Федерация демонстрирует удивительную скромность.

Дэниелс развел руками.

— Зовастина нуждается в постоянном притоке капитала, чтобы шестеренки созданного ею механизма продолжали крутиться. У нас — налоги, у нее — Лига. Федерация богата хлопком, золотом, ураном, серебром, медью, свинцом, цинком…

— И наркотиками, — закончила за него Стефани.

— В этом отношении Зовастина тоже оказалась святее Папы Римского. Федерация сегодня на третьем месте в мире по объему конфискуемых опиатов. Она перекрыла все каналы транспортировки наркотиков через свою территорию, и европейцы полюбили ее за это. Попробуйте сказать в их присутствии что-нибудь нелестное в ее адрес! Она поддерживает эти нежные чувства по отношению к своей персоне еще и тем, что продает многим европейским странам нефть и газ по низким ценам.

— Вы отдаете себе отчет в том, что из-за всего этого Наоми сейчас, возможно, мертва?

Эта мысль болью полоснула ее по сердцу. Потерять агента было для нее самым ужасным. Хорошо хоть, такое случалось крайне редко, но когда все же случалось, она испытывала странную смесь злости и смирения.

— Мы все понимаем, — заверил ее Дэвис, — и это не останется безнаказанным.

— Она и Коттон Малоун были близкими друзьями, много раз совместно выполняли задания группы «Магеллан». Одним словом, были хорошей командой. Для него известие о смерти Наоми будет тяжелым ударом.

— И это является еще одной причиной, по которой вы сейчас находитесь здесь, — проговорил президент. — Несколько часов назад Коттон оказался в доме, объятом пожаром. Точнее говоря, в принадлежавшем Хенрику Торвальдсену Музее греко-римской культуры в Копенгагене. Из огня ему помогла выбраться Кассиопея Витт.

— Вы, как я погляжу, постоянно в курсе происходящего.

— Это часть моей работы, хотя, признаться, с каждым днем она нравится мне все меньше. — Дэниелс мотнул головой в сторону медальона. — Одна из этих монет хранилась в музее.

Стефани вспомнила слова Клауса Дира. «Всего восемь».

Дэвис ткнул в медальон длинным пальцем.

— Они называются слоновьими медальонами.

— Они так важны? — спросила она.

— Видимо, да, — сказал Дэниелс, — но, чтобы узнать больше, нам понадобится ваша помощь.

Копенгаген

Понедельник, 20 апреля

12.40

Малоун взял простыню и направился в другую комнату, где стоял диван. После пожара, случившегося прошлой осенью, он сделал в доме перепланировку, убрав одни стены и передвинув другие, в результате чего четвертый этаж его книжного магазина стал намного более пригодным для жилья.

— Мне нравится мебель, — сказала Кассиопея. — Вы с ней хорошо сочетаетесь.

Малоун отошел от датской простоты и заказал всю мебель в Лондоне: диван, стулья, столы, лампы. В обстановке мало что изменялось, разве что к обширной коллекции фотографий Гари добавлялась новая, полученная по электронной почте. Здесь было много дерева и кожи, тепла и уюта.

Малоун предложил Кассиопее остаться на ночь в его доме, вместо того чтобы ехать с Торвальдсеном в Кристиангаде, и она не стала спорить. Во время ужина он слушал всевозможные объяснения, ни на секунду не забывая о том, что Кассиопея имеет собственное непререкаемое мнение относительно всего на свете. Что было не очень хорошо.

Она сидела на краешке его кровати. Лампы — красивые, но не очень яркие — освещали стены горчичного цвета.

— Хенрик утверждает, что мне, возможно, понадобится твоя помощь.

— А ты этого не хочешь?

— Я не уверена в том, что этого хочешь ты.

— Ты любила Эли?

Он сам удивился тому, что задал этот вопрос, и она ответила не сразу.

— Трудно сказать.

Это был не ответ.

— Он, наверное, был не такой, как все?

— Он был совершенно особенный. Умный. Живой. Смешной. Видел бы ты его, когда он нашел эти утраченные тексты. Можно было подумать, что он открыл новый континент.

— Долго вы встречались?

— Встречались мы нерегулярно, зато целых три года.

Ее взгляд снова уплыл куда-то за грань реального мира — как тогда, когда горел музей. Они с Малоуном так похожи. Оба привыкли прятать свои чувства. Но все имеет свой предел. Малоун до сих пор мучается от осознания того, что Гари не является его кровным сыном, а появился на свет в результате интрижки, которую его бывшая жена крутила давным-давно с другим мужчиной. Фотография мальчика стояла на тумбочке возле кровати, и взгляд Малоуна переместился туда. Для себя он решил, что гены не имеют значения. Гари все равно был его сыном, а с бывшей женой они заключили мир. Кассиопея, видимо, не могла справиться со своим демоном.