Тиа вышла на улицу. Небо над головой отливало лазоревой голубизной. Посмотрела на дорогу, на опрятные тихие домики, выстроившиеся вдоль нее, на ухоженные газоны.
Грэхемы были на улице. Отец учил своего шестилетнего сынишку ездить на двухколесном велосипеде. Придерживал седло, а мальчик усердно жал на педали: один из знакомых ритуалов, знаков доверия — ты едешь и знаешь, что упасть не страшно, потому что находящийся сзади человек тут же подхватит тебя. Жена наблюдала за происходящим со двора. Стояла, заслонив ладонью глаза от солнца. Стояла и улыбалась.
Во двор своего дома въехал на «БМВ-550» Данте Лориман.
— Привет, Тиа.
— Привет, Данте.
— Как поживаешь?
— Хорошо. А ты?
— Отлично.
Оба, разумеется, лгали. Она снова осмотрела улицу. Дома так похожи друг на друга. И снова пришла мысль: неужели эти хрупкие конструкции способны защитить жизнь тех, кто живет в них, существ куда более хрупких? У Лориманов болен сын. Ее сын пропал и, возможно, вовлечен в нечто противозаконное.
Она уселась за руль, как вдруг зазвонил телефон. Взглянула на экранчик. Бетси Хилл. Может, лучше не отвечать? Они с Бетси такие разные, и цели у них разные, и она не собирается рассказывать ей о фарм-вечеринках или о подозрениях полиции. Во всяком случае, пока.
Телефон умолк, потом зазвонил снова.
Палец Тиа замер над кнопкой. Самое главное теперь — найти Адама. Остальное может подождать. Однако есть шанс, что Бетси удалось что-то узнать. И она надавила на кнопку.
— Алло?
— Я только что видела Адама, — сказала Бетси.
Карсон мучился от боли. Сломанный нос до сих пор давал о себе знать. Карсон смотрел, как Розмари Макдевит медленно опустила телефонную трубку.
В клубе «Ягуар» царила непривычная тишина. После той стычки с Байем и его коротко стриженным дружком Розмари закрыла заведение и отправила всех по домам. Они остались вдвоем.
Да, она шикарная дамочка, горячая штучка, но теперь выглядела поблекшей и даже как-то вся съежилась. Сидела, плотно обхватив плечи руками.
Карсон сидел напротив. Попробовал усмехнуться, но это отозвалось резкой болью в носу.
— Что, звонил старик Адама?
— Да.
— Надо избавиться от них обоих.
Она покачала головой.
— Что?
— От тебя требуется одно, — заметила Розмари. — Дать мне самой заняться этим делом.
— Неужели не понимаешь?..
Розмари промолчала.
— Люди, на которых мы работаем…
— Мы ни на кого не работаем, — отрезала она.
— Хорошо, как скажешь. Наши партнеры. Наши дистрибьюторы. Называй как угодно.
Она закрыла глаза.
— Они плохие, опасные люди.
— Никто ничего не докажет.
— Еще как докажет!
— Просто позволь мне заняться этим, о’кей?
— Он едет сюда?
— Да. Я с ним поговорю. Я знаю, что делаю. А ты должен уйти.
— Оставить тебя с ним наедине?
Розмари покачала головой.
— Не в том смысле.
— Тогда в каком?
— Я сама решу эту проблему. Постараюсь его урезонить. Просто позволь мне самой этим заняться.
Сидя в одиночестве на холме, Адам, казалось, до сих пор слышал голос Спенсера: «Мне так жаль…»
Адам закрыл глаза. Эти голосовые послания… Он сохранил их в телефоне, слушал каждый день, и всякий раз душа разрывалась от боли.
Адам, пожалуйста, ответь…
Прости меня, ладно? Просто скажи, что простил меня, и все…
Эти слова посещали его каждую ночь, особенно последние. Голос Спенсера звучал все невнятнее, смерть надвигалась.
Ты не виноват, Адам. Честно, старина. Просто попробуй понять. Никто не виноват. Но мне очень тяжело. Всегда было страшно тяжело…
На холме возле средней школы Адам ждал Ди-Джея Хаффа. Отец Ди-Джея, капитан полиции, выросший в этом городе, говорил, что здесь ребята всегда напивались после занятий. Крутые парни всегда ошивались здесь. Другие же предпочитали сделать крюк в полмили, лучше бы обойти это место.
Он огляделся. Вдали виднелось футбольное поле. Адам играл здесь восьмилетним мальчишкой в детской команде, но так и не полюбил футбол. Ему нравился лед. Нравилось скольжение по холодному твердому льду. Нравилось надевать доспехи и шлем, занимать наиболее оптимальную позицию в воротах, чтобы не пропустить гол. На льду ты был человеком. Если сыграешь достойно, если доведешь мастерство до совершенства, твоя команда просто не может проиграть. Нешуточная ответственность, обычно дети не любят этого. Но Адаму нравилось.
Прости меня, ладно?..
«Нет, — думал Адам, — это ты должен простить меня».
Спенсер всегда был подвержен резким перепадам в настроении — то необыкновенно оживлен и весел, то вдруг без видимых причин впадал во мрак. Поговаривал, что хочет сбежать из дома, затеять какой-то свой бизнес, но чаще всего говорил о смерти, о том, чтобы покончить с болью. Подростки часто говорят о смерти. В прошлом году Адам даже хотел заключить со Спенсером пакт о суициде. Но для него все это было не больше, чем разговоры.
Читать дальше