Марко Незе - Спрут

Комиссар сел за руль «мерседеса» мафиозо и остановил машину у Центра дона Манфреди.

— Я ухожу, — сказал он священнику. — Тут в машине двое. Один — для полиции, другой — для морга.

Известие об аресте Чиринна всполошило не только Терразини и Раванузу. Сильно обеспокоен был и профессор Лаудео в Риме.

Он тотчас же позвонил Терразини. Профессор спрашивал, насколько Чиринна в курсе финансовых операций, производимых банком.

— Не слишком, — ответил Терразини.

— Не слишком? — встревожено повторил Лаудео. — Значит, кое-что ему все-таки известно. В таком случае дело принимает опасный оборот. Друзья мои, мы сидим с вами на пороховой бочке, не знаю, отдаете ли вы себе в этом отчет.

— Да, — согласился с ним адвокат, — дело хуже некуда.

— Я полагаю... — Лаудео немного, поколебался и проговорил: — Пора начать действовать.

— Мы так и сделаем...

Закончив разговор с Терразини, профессор Лаудео сразу же набрал номер Каннито.

— Я хотел успокоить вас относительно трудностей, возникших у нас на Сицилии, — сказал Лаудео. — Дело действительно приняло там довольно опасный оборот, но сейчас, как мне кажется, положение нормализуется.

— Рад это слышать, — ответил его собеседник. — И подумать только, что весь этот сумасшедший дом начался из-за Каттани. Выходит, с ним я дал маху. Если помните, ведь я рекомендовал его и вам. А он впутался в какую-то историю, погубил себя из-за женщины. Но вы уверены, что все это можно уладить?

— Можете не беспокоиться.

Чиринна уставился на приоткрывшуюся дверь своей камеры.

— К вам гости, — объявил тюремщик. Мафиозо увидел хорошо знакомое ему лицо.

— Гвоздь! — приветствовал он новенького. — Значит, и тебя замели!

Гвоздь вобрал голову в плечи и в ответ только усмехнулся. Он был похож на сатира. Это был друг детства Чиринна. Но в отличие от мафиозо, который бахвалился, что достиг солидного положения, Гвоздь был бедняк и неудачник. Со своими закрывающими уши и лоб патлами и длинными руками, которыми он непрерывно размахивал, Гвоздь походил на готовую взлететь большую птицу.

Встреча с Чиринна его, казалось, очень позабавила.

— Ах, вот ты где, старый боров, — повторял он, похлопывая приятеля по щеке и легонько тыкая в живот.

— Эй, Гвоздь, кончай! — с начальственным видом прикрикнул на него Чиринна. — За что тебя засадили?

— Остановил на улице регулировщик. Ты на своем мотоцикле, говорит, нарушаешь правила — тут одностороннее движение. Это ты кому говоришь, мне? Ну, слово за слово, и влепил я ему пару хороших затрещин.

— Ох, ты все такой же, горячая ты голова, — сказал Чиринна так, чтобы его слова прозвучали комплиментом.

Когда настало время прогулки, Чиринна и Гвоздь вместе вышли из камеры. Они смешались с толпой заключенных. Вдруг кто-то подставил ему ножку, Чиринна споткнулся и упал. Гвоздь кинулся на него, в то время как остальные сгрудились вокруг, делая вид, что вспыхнула драка. Когда все успокоились и разошлись, на земле в луже крови осталось лежать тело Чиринна. Ему нанесли десятка два ножевых ударов. Расследование этого случая было весьма коротким: пришли к заключению, что убийство произошло непреднамеренно во время случайно вспыхнувшей ссоры.

Белое здание клиники стояло на вершине холма, с которого открывался восхитительный вид на Женеву. От главного входа разбегались аллейки, вьющиеся среди идеально подстриженных пышных газонов. Наконец в Швейцарию донеслось дуновение весны, и пациенты клиники укрепляли свою нервную систему, спокойно прогуливаясь меж елей. Или же, спустившись чуть вниз по склону, сидели, лениво раскинувшись на скамейках вокруг фонтана, в большой круглой чаше которого плавали рыбки.

Паола очень полюбила этот фонтан. Она взяла мать за руку и повела ее к нему, рассказывая по дороге приснившийся ночью сон.

— Дом был маленький, — говорила она. — Как мне казалось, без окон и без дверей. Стены все закопченные. Я стояла посреди комнаты, смотрела на стены, а они превращались в людей. Меня охватил ужас, но вдруг я увидела, что распахивается окно, и бросилась из него вниз головой.

Мать нежно сжала ей руку.

— Дорогая, — сказала Эльзе, — это был сон. Теперь успокойся.

Она опустилась на скамейку, и девочка присела рядом.

— Однако, — продолжала Паола, — теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что это был не сон, потому что глаза у меня были открыты. Я лежала в постели, но не спала.