Барбара Майклз: Ведьма

Слушая про тень, возникавшую на стене ее спальни, Джек сосредоточенно хмурился, а потом серьезно кивнул:

– Самовнушение.

– Ты не представляешь, как реально все это выглядело. Оно... она... в общем, это была фигура повешенной, Джек.

– У-гу. Ты когда-нибудь, – он следил за ходом ее мыслей с такой легкостью, как будто они были его собственными, – когда-нибудь выясняла, в какой комнате Мэри умерла?

– Конечно. Если верить Эду, именно в этой. Это была ее спальня. Теперь ты понимаешь?..

– Безусловно, в спальнях я понимаю немало. – Улыбка Джека выражала какие-то весьма противоречивые чувства. – Кстати, это вполне совпадает со второй частью легенды, которую ты услышала от Тима. Весьма распространенный сюжет: святоша-пуританин и аморальная красавица. Умелый романист управился бы с этим различными способами. Например, она соблазнила его, и, охваченный презрением к самому себе, он убил ее. Или так: она его очаровала, а потом отвергла, и в отместку... А тело он подвесил так, чтобы веревка закрывала следы его пальцев, оставленные на ее горле... Пожалуй, нам стоит подумать о сотрудничестве, Эллен. Романы ужасов, говорят, пользуются спросом.

– Ты прав, как обычно. Но теперь ты понимаешь, какое впечатление это производило на меня. Клянусь, иногда мне казалось, что Мэри в меня вселилась. Чем больше город ополчался против меня, тем больше я отождествляла себя с ней.

– Вполне естественно. Эллен, а ты не хочешь позвать священника? Не для изгнания дьявола, а просто прочесть несколько молитв? Отец Келли охотно согласился бы на это.

Он спрашивал как будто не в шутку, и Эллен тоже отнеслась к вопросу достаточно серьезно.

– Нет, – ответила она после недолгого размышления. – Не хочу. Мне не кажется, что это необходимо. – Звучит, наверное, странно, Джек, но ее я никогда не боялась. А кроме того, – добавила она с улыбкой, – мы могли ошибаться насчет вероисповедания Мэри. Если она не была католичкой, то отец Келли, пожалуй, только прогневит ее.

– Значит, ты собираешься отказаться от этого дома?

– Господи, конечно нет! После всего, через что пришлось пройти? Но, думаю, худшее уже позади. Вряд ли у меня возникнут еще какие-нибудь неприятности с соседями.

– Пожалуй, Эд Сэллинг хорошенько вправил им мозги. Жаль, что он затворник, – он великолепно смотрелся бы на трибуне ООН.

Оба замолчали, припоминая события прошлой ночи, когда они наконец вернулись домой, волоча за собой связанного Нормана.

Окружная полиция не дремала: она разогнала толпу и арестовала зачинщиков, которых им поспешно указали струсившие дебоширы. Миссис Грапоу была единственной, кто отказался давать показания. Она осыпала полицейских проклятиями и выкрикивала цитаты из Священного Писания, но прикусила язык, когда Джек указал истинного виновника. Он обвинил Нормана в покушении на убийство, кроме того, в список обвинений входила и попытка изнасилования. Поначалу полицейские отнеслись к этому довольно недоверчиво, но документы Джека произвели на них нужное впечатление, а Норман даже не старался опровергнуть изложенные факты. Так и не произнеся ни слова и не оторвав рук от лица, он безропотно удалился под конвоем в полицейскую машину.

Когда Джек говорил, что у Эллен в городе оставались друзья, он не ошибался. Эд Сэллинг не вызывал полицейских – это противоречило бы его принципам. Он просто уселся в свой старенький грузовик и помчался на помощь, успев в спешке собрать немногочисленное подкрепление. Правда, Эд не воспринимал ситуацию всерьез, пока к нему не заявилась делегация подростков, где были все, включая Боба Мюллера. Джойс позвонила в полицию. А потом все они втиснулись в развалюху Клауса и тоже понеслись на место происшествия. Когда Эллен вернулась, они как раз собирались организовать поиски.

Нет, она была уверена, что город больше не испытывает к ней вражды.

Джек откашлялся.

– Эллен... в общем... я хочу... то есть, не согласилась бы ты....

Она не услышала, как в кухне появились Пенни и Тим. Пенни всегда как будто плыла по воздух, а Тим за все эти годы скитаний в лесу научился двигаться бесшумнее Натти Бампо. Завидев их, Джек умолк. Эллен заметила, что он раздосадован, но в тот момент ее занимало совершенно другое – накормить Тима. Выставив на стол яичницу, ветчину и оладьи, она внезапно вспомнила, что спокойный сон – не единственная радость, которой бедный мальчик был лишен в течение многих лет. Ведь три раза на дню ему приходилось довольствоваться стряпней Марты, подаваемой вперемежку с ханжескими наставлениями и злобными замечаниями по поводу его матери. Внутренне содрогнувшись, Эллен поджарила еще два яйца и напомнила себе, что обязательно надо спросить Тима, нельзя ли ей присутствовать, когда он будет увольнять Марту.