Барбара Майклз - Тени старого дома

Одному Богу известно, как все это началось. Я не уверена, что мы пришли к истине после поисков и исследований, логических рассуждений и немыслимых интуитивных догадок. Если истина вообще существует. Мы, несчастные люди, слишком ограничены в пространстве и времени с нашими пятью чувствами. Подобно муравьям, мы бессмысленно бегаем взад и вперед со своими заботами, пожирающими наши годы, оставаясь в пределах нескольких квадратных дюймов земли.

Отец Стивен сказал бы, что Бог не имел к этому никакого отношения. В раннюю эпоху существования Церкви он был бы отлучен от нее за грех манихейства. Это одна из распространенных в истории ересей – идея о существовании равных по силе доброго и злого духов и об их бесконечной борьбе за спасение либо проклятие мира. Его Бог – аристократический пожилой джентльмен в ночной сорочке, а тот другой – нечто среднее между возвышенным, измученным Духом Тьмы Мильтона и хелловинским дьяволом с рогами, хвостом и вилами.

Отец Стивен верит, что он и его пожилой джентльмен в ночной сорочке победили в этой борьбе. Би соглашается с его доводами, хотя не считает себя вправе судить об этом. Роджер думает, что он одержал победу строго логическими, интеллектуальными путями. Я? Я сбежала. Это не победа, это стратегическое отступление. Тот, кто борется и убегает... Но я никогда не вернусь к баталиям. По крайней мере, не на этом поле боя.

Несомненно, я не проиграла, но и не победила. Мой противник все еще там, неразбитый, сильный, как всегда. Зимние штормы пришли и ушли, а дом все еще стоит. Он перенес самое худшее – огонь и воду, осаду и вторжение, врагов внешних и внутренних – за тысячу лет. И у меня нет сомнения, что он простоит еще тысячу лет, когда стройные, серебристые космические корабли исполосуют небо звездными маршрутами. Кто будет жить в ней тогда, желала бы я знать. Потомки человека, если они останутся, или пучеглазые монстры отдаленных миров, или чужеземные эстеты, восхищающиеся причудливой архитектурой древних людей? Несомненно одно: если в те далекие времена будут жить чувствующие существа, они защитят дом. Дом будет жить. У него есть защита и охранники.

Джо отбыл в Европу в пятницу тринадцатого. К этому его принудили не обстоятельства. Он сознательно выбрал это число: Джо любит испытывать судьбу.

А запомнила я эту дату вот почему. В четверг двенадцатого я находилась в своей неудобной крошечной кухне, рубила мясо, обжаривала его, тушила и делала массу прочих несвойственных мне дел. Мне следовало бы не заниматься приготовлением пищи, а принимать повторные выпускные экзамены. Некоторые из неудачливых студентов мерили шагами коридор возле моего кабинета, желая узнать, смогут ли они сегодня пересдать экзамен. Оттягивать встречу с ними даже на день было бы полнейшим садизмом. Я знала это, поскольку не так давно распрощалась со своими собственными студенческими годами. Я была, как часто говорил мне Джо, простым и сентиментальным школяром. Почему же я должна испытывать муки совести из-за каких-то ленивых разгильдяев, которые не удосужились завершить письменные работы и подготовиться к экзаменам? Меня действительно мучила совесть. Но я перебарывала свои чувства и продолжала рубить мясо, обжаривать и т. д. Это был прощальный ужин с Джо, и он должен был быть особым.

Джо предложил устроить его в ресторане под открытым небом. Что ж, ему выбирать, ведь это его прощальный ужин. Мы не ели бы много, так как оба выплачиваем полученную на работе ссуду, а наше суммарное жалованье меньше, чем у квалифицированного страхового агента.

Я возражала против его предложения не потому, что жалела денег. Мои аргументы заключались в другом: «Ты устанешь, у тебя будет множество дел перед отъездом, ты можешь ошибиться с одеждой, а, кроме того, ты должен увидеть, как хорошо я готовлю, если у меня есть настроение». Последний довод был истинной причиной, хотя я и не призналась в этом: «Взгляни на меня, я могу делать все. Разве ты не будешь скучать, когда меня не будет рядом?»

Мы были вместе в течение шести месяцев. Это было чудесное время. Даже стычки у нас были интересными. Множество споров возникало из-за того, что Джо был неисправимым мужчиной-шовинистом и уязвлял меня в моих феминистских чувствах. Он вынужден был признать разумными мои настоятельные предложения разделить поровну домашние обязанности. Моя академическая загруженность была такой же серьезной, как и у него, мои перспективы были такими же. Не было оснований для того, чтобы он мог позволить себе приходить по вечерам домой и, бросившись в кресло, спрашивать: «Что на ужин?» Не было оснований и для того, чтобы я подбирала его носки и стирала его белье.