Леонид Бершидский - Дьявольские трели, или Испытание Страдивари

— Сейчас, пожалуй, скрипку стали бы искать и нашли, но не факт, что вернули бы ее Харту, — немного подумав, отвечает Иван. — Я читал про один случай со старинным альтом, который украл наркоман, а полицейские нашли и сами решили инструмент продать.

— Наверное, тогда тоже могло такое случиться. Так или иначе, Харт в Петербурге ничего не добился. И с тех пор наша фамильная скрипка Страдивари считалась пропавшей. Когда мне рассказали эту историю, мне… очень захотелось выяснить, что случилось на самом деле. Тем более что у нашей фирмы есть серьезные русские клиенты, я веду некоторые споры с их участием. В офшорных юрисдикциях, в Стокгольмском арбитраже… «Госпромбанк» — крупный клиент. Так что часто бываю в России по делам.

— Подождите, Филип, — прерывает его Штарк, — вы что, давно знакомы с Константиновым?

— Уже лет пять. А почему это вас удивляет?

— Я вам потом объясню, Филип. Просто… здорово Константинов в покер играет.

— Ну, на его уровне нельзя быть плохим игроком. На самом деле, если бы я не был знаком с Константиновым, я никогда не нашел бы скрипку. Он стал хвалиться своим квартетом, позвал на концерт. Как раз в тот вечер. Я не ждал многого, но они правда хорошо сыграли, кажется.

— Почему «кажется»?

— Потому что я больше смотрел, чем слушал. Как я уже сказал, меня интересует… интересовала судьба нашей фамильной скрипки. Я часто ходил на концерты и всегда наводил бинокль на скрипки. Надеялся ее увидеть.

— Почему бы просто не сказать, Фил, что вы маньяк-фетишист? — говорит Молинари развязно. — У вас, англичан, вечно какая-то недосказанность.

— И правда, почему бы так не сказать? — неожиданно легко соглашается Фонтейн. — Я и в самом деле стал немного маньяком. Понимаете, скрипка пропала в 1869 году. Хороших изображений не сохранилось, только описания. Но я представлял ее себе так ярко, будто видел тысячу раз. Более плоская, чем обычно, матовый коричневый лак — и эта нетипичная для Страдивари инкрустация, зубчики из слоновой кости вдоль уса. И вот я шарил биноклем по скрипичной группе каждого оркестра, разглядывал, на чем играет каждый солист. Иногда мне казалось, что я что-то заметил, и я старался выяснить, — и всегда след оказывался ложным. Конечно, я искал ее не только на концертах — я все-таки не настолько сумасшедший, чтобы так верить в слепую удачу. Я договорился о встречах в историческом архиве в Петербурге, разговаривал там со специалистами, но мы не сумели даже найти бумаги, которые передал в полицию Харт. О скрипке нигде не было никаких упоминаний. Я стал уже отчаиваться, и вот Константинов зазвал меня на этот концерт, и я навел бинокль и… мне показалось, что я увидел тот самый орнамент. Инкрустацию. Такое бывало и раньше, но тут я чувствовал… это невозможно объяснить, но я чувствовал, что это она. Коллеги сказали, что после концерта Константинов пойдет с музыкантами в клуб. Я попросил их отвести меня туда. В клубе этот музыкант, Роберт Иванов, достал свою скрипку и дал ее в руки Константинову. Я встал на цыпочки, чтобы ее рассмотреть, но там был полумрак, и я не мог быть уверен, что действительно вижу костяные зубцы. А подойти поближе и попросить тоже посмотреть на скрипку… Мне казалось, что это будет ужасно грубо и я упущу свой шанс.

— Ужасно грубо, понимаешь? — говорит Молинари Штарку, закатив глаза.

— Вам и правда не понять, — косится на сыщика англичанин. — Но я боялся спугнуть этого Иванова. Если бы я сразу подошел, он бы запомнил лицо и… и…

— Вы не смогли бы следить за ним, как собирались? — прямо спрашивает Штарк.

— Да, вы правы. Я бы больше не смог слиться с фоном. Ну, а потом скрипку взяли в руки вы, — Фонтейн кивает в сторону Анечки, — а этот скрипач забрал ее у вас и пошел к сцене. Ну и вы помните, как он играл. — Англичанин снова обращается к Анечке Ли, и она молча кивает. — А остальные тут этого не слышали и, возможно, никогда не услышат ничего подобного. Это не передать словами.

— Это было как гроза, — неожиданно произносит Анечка тихим голосом. И все некоторое время молчат. Наконец Фонтейн продолжает рассказ:

— Иванов вернулся к столику, выпил виски и стал собираться. Не знаю даже, что я сказал коллегам, но когда он вышел, я выскользнул за ним. Он, по-моему, был слегка пьян. Я шел за ним на совсем маленьком расстоянии, но он меня не замечал. По дороге Иванов получал сообщения на телефон, останавливался, чтобы ответить. Я тоже останавливался, потом шел за ним дальше. Мы спустились в метро. Я сел в соседний вагон — было совсем пусто, и я видел его через стекло. Он вытащил из футляра какие-то бумаги, ноты наверное, стал изучать, но скоро снова их убрал. Видимо, в глазах у него мутилось. Мы доехали до конечной остановки с одной пересадкой, я вышел за ним на улицу…