Леонид Бершидский - Дьявольские трели, или Испытание Страдивари

— Соня, ты только не волнуйся, но нам с тобой надо бы собрать вещи. Придется уехать на некоторое время.

— Это как-то связано с тем, что телефоны не ловят? — спокойно спрашивает она.

— Ну… да, скажем так.

— Ты все-таки вляпался, как и ожидалось?

— На этот раз, похоже, вляпался Молинари. Он должен был найти одного человека в Лондоне, а еще этого человека искал Константинов.

— Банкир, про которого ты рассказывал?

— Ну да. Похоже, вместо этого человека они нашли друг друга. И теперь нас немного караулят. За дверью и внизу.

— Выходит, ты перестал мне рассказывать про свои приключения на самом интересном месте.

— Ты зачиталась Акуниным. Но я наверстаю, все равно сидим взаперти.

— Зачем же тогда собираться?

— Ну, сейчас ведь придумаем, как быть.

Пока они собирают сумки, Иван излагает свою детективную историю про Филипа Фонтейна.

— Думаешь, этот юрист украл скрипку? — спрашивает Софья, копаясь в ящике с бельем.

— Не украл, а взял то, что считал своим. Вряд ли у него были с собой документы.

— И это он теперь хочет застраховать скрипку? Ты же говорил, что клиент у Молинари — страховая компания.

— Нет, у того, кто хочет застраховать, другая фамилия. Мы просто двигались по цепочке. Ну и Константинов тоже по ней пошел, когда я ему рассказал про Фонтейна. Я ему стал не нужен. В общем, я идиот, — на самом деле все это из-за меня.

— Ты умный. Только наивный иногда… Ну, я собралась. И что делаем дальше?

— Пока сидим и думаем.

И он усаживается за отключенный от сети компьютер, чтобы невидяще пялиться в экран и перебирать варианты. Не по полотенцам же слезать из окна с беременной подругой. А Софья как ни в чем не бывало снова открывает роман. Все-таки участие в авантюре с крадеными картинами в Бостоне притупило у нее чувство опасности, думает Штарк. Ему было бы легче, если бы она трусила и суетилась: тогда ее можно было бы успокаивать, признаваясь одновременно, что ему самому немного страшно.

Через полчаса они слышат механический шум за окном, достаточно громкий, чтобы проникнуть сквозь стеклопакеты. И не со двора, а со стороны проспекта Мира.

«Штурмовать они собрались, что ли?» — мелькает у Штарка дурная мысль. Но тут же рот его сам собой растягивается в улыбке. Ну конечно, вот чего ребята точно не учли! Этим летом фасад сталинского дома, выходящий на проспект, решили подлатать: с карниза под крышей прямо на головы прохожим сыпались куски штукатурки. Вот уже две недели работяги в люльке поднимаются на самый верх и что-то подмазывают, укрепляют. А если шум слышно сквозь окна, значит, они совсем рядом!

Иван распахивает окно, выходящее на проспект, и улыбается двум таджикам, поднявшимся в своей люльке уже почти до уровня штарковской квартиры.

— Привет! — кричит он им, как старым знакомым.

Рабочие осторожно улыбаются в ответ, не видя особых причин для такой приветливости.

— Мужики, тут такое дело… Остановите люльку на минуту, ладно?

Один из строителей нажимает на кнопку на щитке управления, и люлька зависает. Две пары черных глаз изучают странного жильца, вдруг решившего пообщаться. Небось сейчас ругаться начнет: помешали чему-нибудь.

— У нас с женой с детства мечта — покататься на такой люльке, — продолжает Штарк. — Возьмите нас, а?

— Нельзя нам, — угрюмо бурчит старший из двоих.

— И за штуку тоже нельзя? За тыщу рублей?

— Не-а. Ты что, начальник, нам не разрешают. — Работяга робко улыбается, показывает золотые зубы.

— И за пять тыщ? — Для убедительности Иван вытаскивает из кошелька розовую бумажку.

— Если увидят, уволят нас.

Тут рядом с Иваном высовывается из окна Софья.

— Ну, мальчики, пожалуйста… Ну нам очень надо, — канючит она, как маленькая девочка. Штарк даже не знал, что она умеет разговаривать таким голосом.

Почему-то ее появление оказывается решающим аргументом.

— А давай, — говорит старший, не забывая протянуть руку за бумажкой, которую все еще высовывает в окно Штарк.

Когда они начинают грузить чемоданы, капитан люльки пытается протестовать — ясно, что никакое это не катание, а бегство, — но Софья смотрит на него взглядом затравленной лани, и он замолкает. Уже шагнув на подоконник, Иван вдруг вспоминает про кота. Но тот, существо не слишком лояльное, вовсе не рассчитывал на верность хозяев: только Штарк собирается лезть обратно, как Фима вспрыгивает на окно.

Люлька с постоянно озирающимся экипажем сползает вниз по фасаду.

— Спасибо этому дому, пойдем к другому, — бодро произносит Софья, ступая наконец на тротуар. Облегчение, которое она чувствует, выбравшись из люльки, вполне компенсирует последние пять минут молчаливого ужаса. Иван тоже натерпелся, понимает она по его наигранно-веселому прощанию с работягами.