Виктор Суворов - Змееед

Сдвинули стопочки, выпили разом. Огурчиками осадили.

— Еще по одной?

— Я бы с удовольствием, товарищ Сталин, но вы-то не пьете.

— Как же не пью? Я же вместе с вами выпил.

Змееед Сталину на чарочки головой кивнул. Не понял Сталин. Присмотрелся. И сообразил. Змееедова чарочка от ледяной горилки запотела самую малость. А сталинская — нет.

Хитер товарищ Сталин. И руки ловкие. Змеееду — горилки, себе — воды. Как он это сделать успел, Змееед не засек, но, выпив и за огурчиком потянувшись, разницу почти неприметную подметил. Жизнь приучила Змеееда на самые пустяковые мелочи внимание обращать. Можно было бы, сталинскую хитрость выявив, промолчать.

Но злость играет: не с дураком дело имеешь, товарищ Сталин!

Улыбнулся Сталин, извинился: дела государственные, не время пить, но если уж, товарищ Змееед, ты поймал меня на хитрости, то налей мне сам, штрафную.

Налил Змееед. Выпил Сталин. Вот теперь и его чарочку самую малость как бы туманом прихватило.

— А теперь вместе?

— Вместе, товарищ Сталин.

Сталин бутылку в руки больше не берет, раз уж попался. Разлил Змееед. Выпили. Теперь к делу.

— Так что же это за слово такое? И что за дело?

— Вы же знаете, товарищ Сталин, что это означает.

— Я-то знаю. Вы-то знаете?

— Я тоже теперь знаю. Разрешите по порядку?

— Разрешаю.

— Пять дней назад на Северном вокзале пропал чекист, который прибыл с Колымы. Одет он был в гражданское. Я дежурил на первой платформе. Меня вызвал к себе на дачу Народный комиссар внутренних дел товарищ Ягода. Потребовал найти пропавшего. Говорили мы в саду, чтобы никто не подслушал. Сидели за столом. За время разговора он одиннадцать раз коснулся рукой своего лица, слегка поглаживал ухо. Все остальное время руки держал под столом. Иногда его взгляд на мгновение уходил в сторону.

— И что это, по-вашему, означает?

— Как что? — изумился Змееед. — Означает, что врал.

— А я вот руки под столом не держу. Я левой рукой щеку подпер. Это тоже что-то значит?

— Конечно. Если бы подперли рукой подбородок, то это я прочитал бы как потерю интереса. Но вы, товарищ Сталин, ладонь прижали к щеке, пальцы вверх, касаются виска. Разве из этого не ясно, что вам, товарищ Сталин, мои слова чрезвычайно интересны?

— Правильно. Вы меня заинтересовали. А чем вас заинтересовали действия Народного комиссара внутренних дел?

— В Москве пропал человек. Человек настолько важный, что этим делом занимается лично сам глава НКВД. Но занимается он этим делом в частном порядке, не поднимая шума, не привлекая к делу всю силу НКВД, не поднимая на ноги всех, кого можно и нужно поднять.

— И что это, по-вашему, означает?

— Это означает, что пропавший человек связан с какой-то тайной, но тайна эта не государственная. Если не государственная, то какая? Антигосударственная, я так полагаю.

— Может, это просто личная тайна.

— Нет, не может. Пропал центровой чекист, его ищет главный чекист страны. Какая же тут личная тайна?

— Как вы узнали, что пропавший был чекистом?

— Попа и в рогожке узнаешь, а чекиста — даже в рясе. На левом боку под пиджаком у него явно был пистолет. Именно поэтому я на него обратил особое внимание. Блатные с пистолетами не ходят. Блатные — с перышками, простите, — с ножами. Военные ходят с пистолетами, но они в форме. Кто у нас в шляпе и с пистолетом? Инкассатор? Инкассаторы, дипкурьеры, фельдъегеря и вообще все, кто везет нечто ценное, по одному не ходят. И что инкассатор делал в поезде, который пришел из Владивостока?

— Почему вы думаете, что пропавший чекист прибыл с Колымы?

— Лицо обветренное, как у полярника. Но поезд не из Мурманска, не из Архангельска, не с севера, а с востока, с Дальнего Востока. Я товарищу Ягоде осторожно так, между прочим, соображение двинул, что вот, мол, ехал человек одиннадцать дней в поезде, а до того, может быть, три-четыре дня на пароходе его качало. Если это не так, то товарищ Ягода должен был возразить. Должен был сказать что-нибудь вроде: да нет, его только пять дней в поезде трясло.

— А товарищ Ягода не возразил?

— Нет, товарищ Сталин, товарищ Ягода не возразил.

— Что мог чекист с Колымы везти Народному комиссару внутренних дел?

— Важное сообщение или золото. С Колымы больше везти нечего.

— Важное сообщение или золото, — с расстановкой повторил Сталин.

— Но сообщение можно передать по радио, по телефону, по телеграфу. Все почти средства связи в руках НКВД. И почти все шифровальные службы тоже. В крайнем случае, курьер мог прилететь самолетом. НКВД имеет собственную авиацию. Зачем важное сообщение пятнадцать суток поездами и пароходами везти?