Лестница оказалась узкой и очень крутой. За несколько столетий ступени местами стерлись от хождения служителей. Я надеялась, что мне не придется в спешке спускаться по ней. Я взбиралась медленно, наступая на остатки грачиных гнезд, пробираясь сквозь паутину и все время чутко прислушиваясь. Наконец я достигла второго этажа башни — звонницы.
В помещении, не считая свисающих с потолка и собранных в центре восьми веревок, напоминающих гигантскую паутину, было пусто. По всей звоннице на полках стояли колокола, а на деревянных подставках — выцветшие нотные листы. Я посмотрела вверх и увидела в грубых досках на потолке дырочки, через которые были продеты веревки. Я продолжила осмотр.
Восемь огромных бронзовых колоколов — их громкие голоса молчали уже несколько десятилетий — неподвижно висели в последнем и самом высоком помещении башни. Каждый был покрыт мелкой меловой пылью, которую сильный ветер разносил по окрестностям. Но на них я едва взглянула. Я преодолела последний поворот и остановилась. Мой взгляд был прикован к предмету на небольшом пятачке на полу, не занятом колоколами.
Не желая приближаться, я пошарила лучиком фонарика по очертаниям громоздкого деревянного кресла. Кресло было сделано топорно — дощечки грубо скрепили между собой толстыми гвоздями, — но казалось крепким. Подлокотники — широкие и массивные, ножки — прочные. К ножкам и подлокотникам были прибиты четыре кожаных ремня со стальными пряжками.
«Говорили, что они связывали его и морили голодом. По нескольку дней, даже недель».
До сего момента я считала бредовой мысль, что неодушевленные предметы могут навевать страх. Но когда я смотрела на это кресло, перед моим внутренним взором вспыхнули ужасные видения: связанный пленник, неистово взывающий к Небесам, молодой мужчина, измученный голодом. Он уже охвачен отчаянием, на грани смерти, а кровь сочится из ран на запястьях и щиколотках. Высохшие старые кости — плоть давно сгнила — до сих пор крепко держали кожаные ремни. За эти несколько мгновений я впервые в жизни испытала настоящий всепоглощающий страх.
«Иногда они водили его в церковь и молились за него, пытаясь изгнать демона. Спустя несколько дней мы видели прихрамывающего Альфреда, такого же как раньше, но с синяками и кровавыми следами от веревок на запястьях».
— Это было давным-давно, Клара, — пробормотала я себе под нос.
Я больше не могла смотреть на кресло. Но и отвернуться тоже не могла. Поэтому я оставалась там, где была, и медленно водила фонариком по звоннице, по голым доскам под моими ногами, по стенам, по затянутому паутиной потолку. Вероятно, я громко застонала, и звук моего голоса эхом отдался от старых колоколов. Здесь тоже были химеры, всего четыре — в каждом углу. Отвратительное создание, сантиметров шестьдесят в высоту, с телом обезьяны, когтями и хвостом кота, таращилось на меня из противоположного угла. Его злые глаза были по-человечески разумны. Казалось, оно вот-вот прыгнет. Слева от меня сидел лев с расправленными крыльями, готовый взлететь, справа — задумчивое рогатое чудовище, чей подбородок покоился на почти человеческих руках. За моей спиной, близко-близко, находилось что-то еще. Я не могла разглядеть это как следует, но инстинктивно отодвинулась подальше. Все четыре статуи казались потревоженными и голодными.
Неужели Альфреда действительно оставляли здесь? Я пыталась представить, каково это — наблюдать, как садится солнце, видеть, как вытягиваются тени, и знать, что твоей единственной компанией на всю долгую ночь будут эти ужасные каменные изваяния. И сколько времени проходило, прежде чем начинало казаться, что они двигаются, говорят с ним? Как быстро и без того слабый умом Альфред полностью утрачивал чувство реальности?
Свет моего фонарика выхватил какой-то предмет, я шагнула вперед. У плинтуса, почти в самом углу комнаты лежала незамысловатая вещица — два куска дерева, скрепленные под прямым углом. Один из самых простых, самых узнаваемых символов в мире — распятие.
Крест висел еще над моей колыбелькой. Для меня он олицетворяет все хорошее и надежное, что есть в жизни. Увидеть распятие здесь, в этом помещении, рядом с этим ужасным креслом… Это омерзительно!
Я не могла больше там оставаться. Уже покидая звонницу, я заметила, что на кресле почти нет белой пыли, которая покрывала все в этом помещении. Как будто кто-то не так давно сидел на нем. Я опустила глаза и увидела, что на полу в пыли виднеются следы, и они не мои.
Читать дальше