Гарри Стейн: Серебряная пуля

Женщина, которую он видел совсем недавно, странно изменилась. Дико блестевшие глаза, светлые волосы, взмокшие от пота, она пыталась перелезть через металлические прутья кровати, от этого голубой больничный халат сполз вниз, оголив ее по пояс.

— Как ее зовут?

— Бетси Морс.

Логан рванулся к кровати.

— Ну ладно, Бетси, спокойно. Скажите мне, в чем дело.

Она смотрела на него диким рассеянным взглядом, а потом замахнулась.

— Бетси, спокойно, давайте в постель. Мы здесь, чтобы вам помочь.

Он схватил ее за плечи, пытаясь уложить. Ее тело горело.

— Детка, ну расслабься. — Ричман стояла в дверях, потрясенная, наблюдая за этой сценой.

— Ричман, мне нужна ваша помощь. Ради Бога!

Но чем больше они старались ее удержать, тем сильнее она сопротивлялась. Она совершенно не владела собой. Люди в бреду, лишенные рассудка, часто становятся удивительно сильными. И единственное, что они могли сделать, — удержать ее в постели.

Она начала завывать, потом стала выкрикивать бессвязные слова, лицо ее исказилось еще больше, когда она попыталась ударить ногой доктора.

— Клэнси! Сюда! — завопил Логан.

На этот раз сестра появилась немедленно.

— Привяжите ее. — Ее привязали за руки и за ноги.

— И посадите охрану. Измерьте температуру в прямой кишке. У нее жар. И лекарство. — Он сказал какое. Медики уступили место охране.

— Надо сделать ЭКГ.

Это был случай, которого всегда боится любой хороший доктор, — ничего невозможно объяснить. Оцепеневший от всего увиденного, Логан вернулся в комнату врачей.

ЭКГ молодой женщины уже появилась на мониторе. Сильная синусовая тахикардия, сто пятьдесят ударов в минуту. Мгновение спустя появилась из-за угла Клэнси.

— Сорок два градуса.

— Охладите ее водой, только не ледяной, — велел Логан. — Шестьсот пятьдесят миллиграммов ацетоменофена через прямую кишку.

Висящий перед ним монитор показал вентрикулярную тахикардию — хаотически скачущая кривая говорила об очень больном сердце. Дэн побежал к ее кровати, с ним Ричман и две сестры. Он простукал грудную клетку. Давления не было. Не было пульса в сонной артерии.

— Наложите манжету. Измерьте давление. Положите доску под спину. — С яростью Логан пытался воскресить сердце и легкие.

— Все сюда! Вызовите бригаду кардиологов и дайте респиратор.

Уже через несколько секунд по громкоговорителям прогремело:

— Бригада кардиологов! Отделение скорой помощи! Кардиологическая бригада! Отделение скорой помощи!

В это время, подумал Логан, они появятся не раньше чем через десять минут. Он приказал готовить примочки на грудь.

От электрического шока больная подскочила в кровати, разнесся запах обожженной плоти.

Логан посмотрел на монитор. Прямая линия.

— Продолжайте качать! — кричал он. — Где, черт побери, этот проклятый респиратор?

Один за другим с заспанными лицами прибежали кардиологи.

Логан и Ричман отошли. Теперь уже другие отчаянно боролись за жизнь молодой женщины всеми известными способами, но…

— Итак, — заговорил Логан, притворяясь спокойным. — Есть идеи?

Молчание.

Логан выключил ЭКГ.

— Спасибо всем.

— Еще одна сыграла в ящик, — сказал кто-то из бригады тихо, пытаясь сохранить спокойствие.

Пересекая комнату, Логан перехватил взгляд Рубена Переса. Опустил руку в карман и нащупал конверт.

Когда Дэн Логан въехал на территорию Американского института рака, миновал узкий мостик, перекинутый над извилистым ручейком, выводя арендованный «таурус» на длинную спускающуюся по склону дорогу, обсаженную хвойными деревьями и кленами, он понял, почему это место называют кампусом. «АИР кампус». Вылизанные лужайки, элегантное здание в стиле правительственных учреждений — все дышало достоинством и сознанием собственной важности.

Как и в других подобных местах, здесь все предусмотрено и все должно вызывать благоговение, производить на посетителей гораздо большее впечатление, чем сейчас на доктора Даниэла Логана. Важным политикам, финансировавшим фонды этого заведения, исследователям, которых институт хотел переманить к себе, все должно было говорить о серьезности и значимости ведущейся здесь научной работы.

И действительно, такого исследовательского института больше не было ни в США и вообще нигде в мире. Ни один даже отдаленно не напоминал Американский институт рака. Основанный в 1937 году, он был детищем нового политического курса Франклина Рузвельта, суть которого заключалась в безграничности возможностей. АИР — это пятнадцать отдельных зданий, это небольшая группа докторов философии, медицины, идущих к одной-единственной цели — найти способ лечения рака. Здесь же собственная больница, медицинский центр Эйзенхауэра, в котором работают лучшие онкологи мира.