Нора Робертс - Дуэт смерти

— Компьютер, воспроизвести добавления к содержанию, начиная с двух тридцати сегодняшней даты. Вывести изображение на первый экран.

Рорк молча подошел к ней и встал рядом.

Сначала раздалась музыка — легкая и наигранно бодрая. Такую музыку, подумала Ева, любят пускать фоном в некоторых магазинах. Ей самой эта музыка почему-то неизменно внушала желание кого-нибудь поколотить.

Потом на экране появилось изображение — сперва размытое, потом постепенно все более и более резкое, пока не попали в фокус все кровоподтеки, все порезы и разрывы на теле Дины Макмастерс.

Она опиралась спиной на подушки в полусидячем положении лицом к камере. Камера, вероятно, с ее собственного карманного компьютера или телефона, подумала Ева. Ее глаза были затуманены слезами и болью. Голос, когда она заговорила, звучал глухо, язык заплетался от шока и изнеможения.

— Не надо. Не заставляй меня. Пожалуйста.

Изображение сбилось, ушло, потом снова появилось.

— Ладно. Ладно. Папа, это ты виноват. Ты во всем виноват. И… о боже, боже… Ладно. Я тебя никогда не прощу. И… Я тебя ненавижу. Папа. Папочка. Пожалуйста… Ладно, я скажу. Ты никогда не узнаешь — за что. Ты не узнаешь, и я не узнаю. Но… но мне придется заплатить за то, что ты сделал. Папа, помоги мне! Почему никто мне не поможет?

Опять изображение расплылось, и музыка изменилась. Ева различила характерные звуки траурного марша. Камера вернулась, медленно наезжая панорамой на ноги Дины, на ее тело, на ее лицо. Крупным планом были даны глаза, теперь уже пустые. Мертвые.

Кадр замер, и на фоне этих мертвых глаз по экрану побежал текст.

Может, ты не сразу найдешь это и прокрутишь, сволочь. Твоя мертвая дочь обожала музыку! Я проигрывал ей эту музыку, пока трахал ее в хвост и в гриву. Да, кстати, она была полной идиоткой, но трахается вполне прилично. Надеюсь, наша маленькая порнушка заставит тебя сунуть ствол в рот и вышибить себе мозги.

Она не слишком удачно произнесла свой текст, но сути это не меняет. Это твоя вина, сволочь. Если бы не ты, твоя дура-дочь была бы жива.

Сколько ты сможешь прожить с этой мыслью?

Месть сладка!

Музыка сменилась криками Дины. Звук шел по нарастающей.

— Компьютер, воспроизвести еще раз этот фрагмент.

— Побойся бога, Ева! — возмутился Рорк.

— Мне надо еще раз это увидеть, — упрямо мотнула головой Ева. — Надо это проанализировать. Может, он что-то сказал, за что мы смогли бы ухватиться. Может, поймаем его отражение на какой-нибудь поверхности.

Ева встала поближе к экрану, когда трансляция началась снова.

Рорк подошел к стенной панели, отодвинул ее, вытащил и откупорил бутылку вина.

— Зеркала нет, нет отражающих поверхностей. Ее глаза? Притом, как он ее усадил, можно надеяться на отражение в ее глазах.

— Живой или мертвой? Прости, — тут же извинился Рорк. — Прости, что я это сказал. Честное слово, мне очень жаль.

— Все нормально.

— Нет, не нормально. Она такая юная, такая испуганная, такая беспомощная…

— Она — не я.

— Нет. Не ты и не Марлена. Но… — Рорк протянул Еве бокал вина, а сам одним глотком осушил свой. — Я попробую что-нибудь из этого вытащить. Но шансов больше с оригиналом, а не с копией.

— Мне надо зарегистрировать оригинал в Управлении, обговорить это с Финн. «Время, — подумала Ева. — Все это требует времени». — Никаких обходных путей.

— Ладно, — смирился Рорк и указал на экран: — Ты же не покажешь это отцу?

— Нет, не покажу. — Ева отпила вина: у нее пересохло в горле. — Не надо ему это видеть.

Рорк почувствовал, что ему необходим контакт, необходимо чувствовать ее прикосновение. Он взял Еву за руку, и они вместе принялись изучать изображение на экране.

— Да, насчет мотива ты, похоже, права. Это месть, расплата.

— А иначе и быть не могло. Все остальное не имеет смысла.

Опять и опять она вчитывалась в текст, в гнусное послание убийцы.

— Это хвастовство, — сказала она тихо. — Он не мог удержаться, ему хотелось непременно повернуть нож в ране. Оставить музыкальный диск — это понятно. Но не надо было добавлять текст — это ошибка, и немалая. Ему все равно, но он совершил большую ошибку.

— Мало ему было замучить эту девочку, заставить ее произнести эти слова — ее последние слова — и обратиться с ними к отцу. Ему надо было кое-что добавить от себя.

— Вот именно, — кивнула Ева. — Ему изменило самообладание, логика, даже терпение.

— Убийство, — подсказал Рорк. — Кое для кого это кайф, высший момент упоения.