Майкл Коннелли - Черное эхо

— Лучше заприте. Я позову вас, когда буду уходить.

Старик открыл ворота, и Босх проехал на территорию, а потом — к посыпанной гравием автостоянке возле холма. Отсюда ему было видно тусклое мраморное сияние темной стены, вкопанной в склон. Фонари не горели, и территория кладбища была пустынна. Детектив взял с сиденья машины фонарик и двинулся вверх по склону.

Сначала он обвел лучом вокруг стены, чтобы получить представление о размерах. Она была около шестидесяти футов в длину, сужающаяся по концам. Затем он подошел достаточно близко, чтобы прочитать имена. На него накатило неожиданное чувство. Благоговейный страх. Он понял, что не хочет видеть все эти имена. Среди них окажется слишком много знакомых. И хуже того, среди них могут оказаться те имена, которые он не ожидал здесь встретить. Босх повел лучом фонарика и увидел деревянный аналой, верхняя часть которого была скошена в виде уступа для того, чтобы там могла лежать книга — на манер стоящей в церкви подставки для Библии. Но когда он подошел, на подставке было пусто. Должно быть, люди из парковой службы на всякий случай унесли указатель с собой. Босх обернулся и опять посмотрел в дальний конец стены, который, сходя на нет, терялся во мраке. Порылся в поисках сигарет и увидел, что у него почти целая пачка. Он признался самому себе, что подсознательно ожидал, что так оно и будет. Ему придется прочитать на этой стене каждое имя. Он знал это еще прежде, чем приехал сюда. Гарри зажег сигарету и направил луч фонарика на первую панель стены.

Прошло четыре часа, прежде чем он увидел знакомое имя. Это не был Майкл Скарлетти. Это был Дариус Коулман, мальчик, которого Босх знал не понаслышке. Все называли его Кекс. У него на предплечье была вырезанная ножом татуировка в виде надписи «Кекс». И он погиб от огня своих, когда двадцатидвухлетний лейтенант назвал неправильные координаты для бомбардировки в «Железном треугольнике».

Босх дотронулся до стены и провел пальцами по буквам имени. В кино и по телевизору он видел, как люди делали то же самое. Перед его мысленным взором возник Кекс, с заткнутым за ухо косяком, сидящий на своем вещевом мешке и поедающий шоколадный кекс из консервной банки. Он то и дело совершал со всеми какие-то мены ради кекса. Сигарета с марихуаной побуждала его испытывать постоянную тягу к шоколаду.

Гарри перешел к другим именам, останавливаясь только затем, чтобы закурить новую сигарету, пока у него не осталось ни одной. В течение почти четырех последующих часов он наткнулся еще десятка на три имен, принадлежащих солдатам, которых он когда-то знал и знал, что они убиты. Среди них не оказалось имен, которые явились бы для него сюрпризом, и, таким образом, его страх в этом отношении оказался безосновательным. Но отчаяние возникло из другого источника. В тонкую щель между панелями из искусственного мрамора была воткнута маленькая фотография человека в военной форме. Молодой парень улыбался миру широкой, открытой улыбкой. Теперь он был всего лишь фамилией на стене. Босх перевернул фото. На обороте было написано: «Джордж, нам не хватает твоей улыбки. Шлем тебе всю нашу любовь. Мама и Терри».

Босх аккуратно вставил фотографию обратно в щель, чувствуя себя как человек, вторгшийся во что-то очень личное. Он стал думать о Джордже, человеке, которого никогда не знал, и загрустил, не в силах объяснить самому себе причины. Через некоторое время он двинулся дальше.

Он просмотрел 58 132 имени, но не нашел в списке Майкла Скарлетти. Босх предполагал такой исход. Он посмотрел на небо. Оно уже начинало окрашиваться на востоке в оттенки оранжевого, и оттуда потянул легкий ветерок. С южной стороны, над кронами окаймлявших кладбище деревьев, точно гигантское надгробие, темнела громада Федерал-билдинг. Босх ощущал себя морально обессиленным. Он не понимал, зачем он здесь и имеет ли то, что он обнаружил, хоть малейшее значение. Как сложить все это в какой-то смысл? Может, Майкл Скарлетти до сих пор жив? Существовал ли он вообще? То, что Элинор рассказывала о своей поездке к мемориалу, звучало так реально и правдоподобно. Как увязать все это между собой? Луч фонарика сделался совсем тонким и был на последнем издыхании. Босх выключил фонарь.

Босх соснул пару часов в машине, прямо на кладбище. Когда он проснулся, солнце стояло высоко в небе, и он впервые заметил, что кладбищенские лужайки пестрят полощущимися на ветру государственными флагами — каждая могила была отмечена таким маленьким пластиковым флажком на деревянной палочке. Босх завел машину и медленно двинулся вдоль узких кладбищенских дорожек между рядами надгробий, высматривая то место, где должны были похоронить Медоуза.