Дэвид Хьюсон - Укус ящерицы

Она посмотрела на него удивленно и вроде бы даже испуганно.

– Хотите сказать, что вы не отчищали их от пены?

– Нет. А зачем?

Тереза Лупо открыла рот и уставилась на него в полнейшем изумлении, и Альберто Този даже не нашелся что сказать.

– Так вот оно что, – прошептала женщина. – Но тогда Уриэля убили. И я даже знаю как. – Она коротко извинилась, повернулась, выхватила телефон и зашагала к дому – напрямик, через толпу.

Хьюго Мэсситер стоял перед огромным выпуклым стеклянным глазом, надзирающим за лагуной. Трое Арканджело молча сидели за старым обеденным столом в окружении адвокатов. Его. Своих. Что, впрочем, не имело значения. Мэсситер знал юристов куда лучше, чем любая увядающая местная династия. Публика эта, на его взгляд, делилась на две категории: тех, кто стремится к соглашению, и тех, кто его оттягивает. В зависимости от обстоятельств он пользовался услугами как одних, так и других. Но к переговорам по судьбе острова англичанин привлекал лишь первых. Причем они выступали не только на его стороне, но и благодаря принятым мерам на стороне Арканджело. Откровенно говоря, в благоприятном исходе дела – благоприятном, разумеется, для него самого – Мэсситер никогда не сомневался.

Он бросил презрительный взгляд на собравшуюся внизу толпу. Смокинги и вечерние платья – свиньи, привлеченные бесплатным угощением и возможностью потрогать его новое, императорское облачение. Никто уже не вспоминал ни о событиях карнавального вечера, ни о смерти двух представителей семейства Арканджело, как будто с тех пор минула вечность. У таких людей короткая память. Пока он шагает вверх, они будут цепляться за его фалды и славить его имя. Значение имеют только деньги и успех. С такими можно поступать как заблагорассудится. По своему разумению.

Внимание его привлекла сутолока у двери – Эмили Дикон пробивалась сквозь плотную массу гостей с застывшим на приятном личике озабоченным выражением. На мгновение он решил отодвинуть в сторону практические вопросы и проанализировать свои чувства к ней. Если не кривить душой, прошедшая ночь откровенно разочаровала. Ему нравились два типа женщин: увлеченные, пылкие и недотроги. С каждой приходилось сражаться, и необходимость борьбы была обязательной составляющей удовольствия. Эмили же этим требованиям не соответствовала. Она оказалась женщиной долга, а долг, обязательства всегда претили ему.

И тем не менее ее стоит выслушать. Получиться может забавно.

Он с улыбкой отвернулся от окна с открывающимся из него великолепным видом, оглядел собравшихся и даже одарил улыбкой несчастного, притихшего Микеле с его неподвижным стеклянным глазом и замороженной щекой.

– Ну и ну! Какие печальные лица! В чем дело? Вы же добрались до моего волшебного сундучка. Вы богаты. У вас теперь миллионы. – Мэсситер подошел к столу, покровительственно покопал по плечу Микеле. – И не только миллионы. Теперь у вас есть магазинчик в городе, где вы можете сбывать туристам свои безделушки. Чего еще желать?

– Не подталкивайте меня, – проворчал Микеле.

Англичанин вернулся к своему месту во главе стола, месту хозяина, и еще раз оглядел сидящих, взвешивая, оценивая каждого. Несчастного, раздавленного Микеле. Потерянного, спрятавшегося в себя Габриэля. И женщину, Рафаэлу, державшуюся отстраненно и безучастно, готовую принять любое, самое унизительное решение при условии, что оно позволит семье выжить.

– Я подталкиваю вас к богатству, – лениво ответил Мэсситер, – которое в здешних краях приравнивается к счастью Могли бы и поблагодарить. И еще один знак моей признательности…

Он кивнул в сторону висящего над камином огромного портрета. Анджело Арканджело, покойный патриарх, сердито и с горечью наблюдал за происходящим.

– Можете захватить с собой, когда будете съезжать, – добавил англичанин. – Плохое искусство оскорбляет мой вкус. Не хочу, чтобы этот жуткий старик таращился на моих гостей.

Наступившее молчание нарушил осторожным кашлем один из адвокатов Мэсситера.

– Гостей? – спросила наконец Рафаэла.

– Гостей. – Он произнес это с удовольствием. – Хотя вас это уже не касается. Через год здесь будут отель и ресторан, которому позавидует сам Чиприани. Через два года откроется галерея, которая затмит славу музея Гуггенхайма. Скромный, изысканный торговый центр для нескромных и неизысканных покупателей. Номера-люкс. Апартаменты. Все необходимое. Вот что такое современный мир. Мимолетная радость для масс. Миг счастья и – проходите дальше. Это, а не… – Мэсситер невольно нахмурился – невозможно смотреть, как люди упускают возможности, которыми он мог бы воспользоваться, – жалкие попытки заработать гроши, занимаясь стеклом только потому, что так было всегда.