Уоррен Мерфи - Империя террора

Когда Римо вошел в камеру, старик встал, поклонился и улыбнулся.

Римо решил пока не спрашивать, как азиату удалось освободиться. У человека, который считал себя П.Д.Кенни, были более важные проблемы.

– Старик, – сказал он, – мне нужна твоя помощь.

– Тебе нужно лишь спросить.

– Мне кажется, я знаю, кто я такой, но уверенности у меня нет. Помоги мне.

Чиун посмотрел на маленький пластырь, все еще скрывающий висок Римо.

– Ты получил удар в голову, верно?

– Да.

– И после этого ты потерял память?

– Да.

– Тогда, возможно, такой же удар ее восстановит, – сказал Чиун.

Прежде чем Римо успел пошевелиться и оказать сопротивление, маленький и твердый, как камень, кулак мелькнул в воздухе, и большой палец ударил Римо по виску. Удар миновал центр кости только на 1/32 дюйма, и жизнь Римо спасло только это расстояние. Перед глазами у него вспыхнули звезды, и он помотал головой, чтобы прийти в себя. А затем хлынул поток воспоминаний, и его жизнь вернулась к нему: он обрел свою индивидуальность и вспомнил свое задание, вспомнил, кто он такой и что он здесь делает.

– Я знаю, – сказал он со счастливой улыбкой, все еще мотая головой, гудящей от удара Чиуна, – Я знаю. я – Римо.

– Очень рад, – сказал Чиун. – Я для тебя кое-что приготовил. – Быстрее, чем можно было это заметить, рука старика с открытой ладонью метнулась вперед, и вытянутые пальцы с резким звуком хлопнули Римо по щеке.

Голова Римо мотнулась в сторону, и он проворчал:

– Какого черта, Чиун? За что?

– За то, что ты назвал Синанджу пригородом Гонконга, а меня – китайцем. За то, что ты дерзишь старшим, не соблюдаешь диету, путаешься с женщинами, заставляешь беспокоиться доктора Смита и вредишь интересам своей страны.

– Ты волновался, да?

– Волновался? О куске падали, который за неделю своим обжорством доведет себя до смерти, если за ним не присматривать? О чем тут волноваться?

Будучи еще П.Д.Кенни, Римо собирался спросить, как старику удалось разорвать железные цепи. Но теперь он опять стал Римо Уильямсом, и вопрос сам собой отпал. Старику удалось разорвать цепи, ибо он был Чиуном, Мастером Синанджу, и не было еще на земле человека, подобного ему. Даже если он порой чувствовал приближение старости, сейчас на его щеках играл румянец, а в глазах сверкал азарт гончей, бегущей по следу.

– Пойдем, Чиун, нас ждут дела, – сказал Римо, поворачиваясь к двери.

– Все как обычно, – проговорил Чиун. – Сначала оскорбления, а потом приказы. Сделай это, сделай то. Разве я заслуживаю, чтобы со мной обращались, как с жалким рабом? Разве не достоин почтения человек моих лет, который еле держится на ногах, настолько он слаб и дряхл, и вот-вот превратится в тень?

– Ну, хватит, – сказал Римо, – а не то я разрыдаюсь. И позволь мне предупредить тебя: если ты сегодня кого-нибудь убьешь, убирать за собой будешь сам.

– Ты бесчувствен, бездушен и совершенно бессердечен.

Они вышли в коридор, и из-за закрытой двери камеры напротив до них донесся тихий плач Мэгги. Дверь была незаперта, и Римо бесшумно отворил ее.

Мэгги стояла в той же позе, в которой он видел ее в последний раз, только ее платье, ранее поднятое только до ягодиц, теперь было задрано еще выше. Сзади нее спиной к Римо находился охранник с лицом хорька, и его правая рука ритмично двигалась взад и вперед между ляжек Мэгги. Римо увидел, что в этой руке он держит пистолет. Охранник хихикал и продолжал свой бесконечный монолог. – Такого у маленькой леди еще не было. Оставайся с папенькой, и папенька даст тебе все, что ты захочешь.

Римо кашлянул. Охранник оглянулся и увидел Римо. Чиуна, который стоял в тени коридора, он не заметил. Послав Римо ухмылку, охранник вновь захихикал:

– Она любит вас, П.Д., но это она любит больше. Верно, маленькая леди?

Помогая себе левой рукой, он продолжал двигать пистолетом взад-вперед между ног Мэгги.

Римо заговорил, и голос его был холоден как лед.

– Приятель, мне нравится твой стиль. Тебя ждет повышение по службе.

Охранник повернулся и уставился на Римо.

– Правда?

– Правда.

Затем удар ребром ладони сломал охраннику дыхательное горло, и тот ощутил такую боль, что он не мог даже закашляться. Охранник умер, не успев задохнуться, и мертвое тело рухнуло на сырой пол.

– Или понижение, смотря по обстоятельствам, – сказал Римо.

Мэгги посмелела через плечо, насколько ей позволяло ее положение, и увидела Римо. Сперва на ее лице отразилось облегчение, а затем оно опять превратилось в маску ненависти.