Уоррен Мерфи - Последний оплот

Йоэль и Зава снова вернулись к исполнению своих обязанностей. Они пожелали Римо всяческих успехов и попросили, чтобы в следующий раз, когда он захочет появиться в Израиле, он заблаговременно предупредил бы их о таком намерении – лучше года за три.

– Израиль – не государство, – сказал Чиун, – это состояние ума! Ум действует, и мысли возникают и исчезают.

Как узнал Римо, дома дела шли неплохо, Смиту удалось установить, кто разгласил тайну о поездке Римо и Чиуна в Израиль.

– Я действовал методом исключения, – сказал он Римо. – Поскольку об этом не сообщали ни я, ни вы, ни Чиун, оставался только один человек.

Когда Смит поделился своими соображениями о неуместности такой откровенности с виновной стороной, та – в лице президента США – принесла извинения и от смущения чуть было не поперхнулась арахисовым орешком.

Смит приказал Римо возвращаться домой. Задание было выполнено, и Израиль мог заняться своим основным делом – проблемой выживания.

Что же, черт побери, делал Римо на древнем «Чайном пути»?

– Что, черт побери, я делаю на древнем «Чайном пути»? – спросил Римо.

– Я оказал тебе услугу, так что теперь ты мне должен оказать услугу, – сказал Чиун.

Они шли по старинной караванной тропе в синайской пустыне, глядя на камни, на которых были высечены слова молитв.

– Разве я тебе что-то задолжал? – удивился Римо. – Я же отправил письмо Норману Лиру, Норману Лиру. И ты получил свои дневные драмы.

...Чиун не сводил с него глаз, пока Римо выполнял эту операцию. Он не заметил, правда, что Римо не наклеил марки и в качестве обратного адреса указал следующее:

"Капитану Кенгуру. Си-би-эс, Теле-сити.

Голливуд, Калифорния"...

– Ну, какие еще услуги я должен тебе оказать? – осведомился Римо.

– То были не услуги, – напомнил Чиун. – То были твои обязанности. Но не волнуйся, сын мой, я ищу знак.

– Ищи его поскорее, папочка, а то мы опоздаем на самолет.

– Спокойствие, Римо. Есть вещи и похуже, чем опоздать на самолет и остаться здесь.

– Что же это может быть? – спросил Римо. – Или у тебя размягчение мозгов? А как же «малопривлекательная страна»? А как же канувшие в вечность великолепные дворцы прошлого? Помнишь, ты говорил о них?

– Они исчезли, – согласился Чиун. – Их занесло песками. Они вернулись в землю, как и кости Ирода. Так, впрочем, и должно было случиться. Красота – внешняя красота – этих краев пропала, но если Израилю суждено будет исчезнуть с лица земли, то пусть уж и остальной мир исчезнет с ним. Кроме, конечно, Синанджу.

– Хватит обманывать себя, – буркнул Римо. – Если вдруг Израиля не станет, остальной мир и не почешется. Жизнь пойдет своим чередом.

– Да, пойдет своим чередом навстречу концу, – сказал Чиун, – потому как в этой стране есть то, что необходимо миру. В основе Израиля – те же красота, любовь, братство, как и в Синанджу.

Римо рассмеялся. Да тут и впрямь имелось нечто общее. И Израиль, и Синанджу отличались, на его взгляд, удивительным убожеством и захолустностью. Только Израиль ему казался огромным сплошным побережьем, а Синанджу холмом, поросшим ползучим сорняком.

– О чем ты говоришь? – удивился Римо. – О любви, братстве? О Синанджу? Господи, мы же убийцы-ассасины, Чиун! Синанджу – родина самых безжалостных в мире убийц. Жуткое место...

– Синанджу прежде всего искусство, а потом уже место, – поправил Римо Чиун. Лицо его сделалось серьезным. – Неужели ты думаешь, что это я бросил вызов атомный силам и победил их? Ничего подобного! Это сделало искусство Синанджу. Все, что есть во мне, есть в Синанджу. Все, что есть в Синанджу, есть во мне. То же самое можно сказать об Израиле. Это сила, и все те, кто живут в Израиле, могут впитать в себя эту силу.

Римо вспомнил запах серы и тиканье бомбы. Он вспомнил слова Делита и дела Чиуна. Он вспомнил, как чудом не взорвалась бомба. Все это было. Но представить себе Синанджу гнездышком любви, памятником дружбе?!

Чиун повернул в сторону Синая и двинулся дальше, заговорив так, словно прочитал мысли Римо.

– Да, без нашей любви, нашей дружбы, без нашего Дома, Синанджу оставалось бы лишь методом уничтожения людей. Игрушка, которой можно ломать кирпичи. Но миру вовсе не помешало бы кое-чему поучиться у страны, где так мало внешней красоты.

Римо оглянулся по сторонам. У него снова захватило дух. Мирный ландшафт, конечно, мог оказаться минным полем, а городок, который ты проезжал на пути в одну сторону, мог перестать существовать, когда ты возвращаешься обратно, но это вовсе не мешало тем, кто будет здесь жить, любить эту землю. Римо вспомнил о Заве и цветочном ковре.