Уоррен Мерфи - В объятиях Кали

“Ну, это еще не беда”, – сказал Лу, который уже успел заметить, что у этих варваров с большими носами пол во дворцах из великолепного мрамора, словно у императора из династии Мин.

“Лучше всего решать проблему сразу же, как только она возникла, – сказал советник. – Разбойники понимают, что только немногие из них будут схвачены и распяты. Но если они станут погибать по неизвестной причине, а мы пустим слух, что это делается по велению нашего божественного императора, тогда число их сразу сократится и дороги Рима опять будут безопасны”.

Такое суждение показалось Лу мудрым, и он тут же направился на юг, в город Геркуланум. На дороге между Брундизиумом и Геркуланумом он нападал на разбойничьи шайки и быстро, и умело расправлялся с ними, не исключая тех, кто действовал в сговоре с местными властями. Потому что тогда, как и теперь, там, где водятся большие деньги, они часто перетекают из рук грабителей в руки тех, кто должен их ловить.

А тем временем из Рима поползли слухи. Божественный Клавдий издал указ, согласно которому грабители погибнут, только благодаря одной его императорской воле. Один сломает ночью шею, у другого хрустнет позвоночник, у третьего окажется проломленным череп – и все это, только благодаря императорской воле. И никто не знал, что Лу, Мастер Синанджу, был секретным орудием императора.

Внезапные ужасные смерти оказались более впечатляющими, чем распятия. Разбойники очистили дороги. Никогда еще те не были столь безопасны – и купцы, и прочие путешественники уверенно заколесили по ним, способствуя процветанию Империи и умножая славу глупого императора Клавдия. Вот что рассказал Чиун.

И когда все наконец закончилось так удачно, глупый Клавдий, который никак не мог насытиться лицезрением кровавых игрищ, захотел, чтобы прибывший издалека наемный убийца, охраняющий покой дорог Рима, выступил для него на арене.

– Император имеет право быть глупцом, – добавил от себя Чиун. – Но Мастер Синанджу, уступив ему, покрыл себя несмываемым позором.

Памятуя о великолепных мраморных полах, Лу, мучимый сухими, жаркими ветрами на дорогах и изнывающий от скуки, принял предложение императора. Но он выступил не только для него, но и для многочисленной толпы в цирке. За три выступления он уложил больше людей, чем за всю свою жизнь, а после этого уехал. Уехал, оставив позади не только Рим, но и клятву спасти римские дороги.

– Забрал с собой дарованные ему сокровища – и только его и видели, – сказал Чиун.

– Я обратил внимание на римские драгоценности, находясь в деревне, – согласно кивнул Римо.

– Это они и есть. И груженные мрамором подводы и, конечно, золото.

– Но какое отношение к крушению Римской империи имеет Дом Синанджу? – спросил Римо.

– Разбойники вновь захватили дороги, – сказал Чиун. – А как только люди узнали, что все пошло по-старому, дороги опять опустели.

– Но Римская империя продолжала существовать. Она пала спустя несколько столетий, разве не так? – спросил Римо.

– Именно тогда она была обречена, – произнес Чиун. – Чтобы прийти в упадок, ей потребовалось еще несколько столетий, но в тот день, когда Лу забыл о своей миссии и отбыл на родину, она уже превратилась в труп.

– Никто не винит Синанджу, – попытался утешить старика Римо. – Только ты знаешь об этом.

– А теперь и ты.

– Я никому не скажу. И никто не обвинит Синанджу в том, что они упустили Рим.

– Вина – виной, но факт остается фактом. Лу упустил Рим. Я не хочу остаться в истории Мастером, упустившим Америку.

– А что произошло дальше с Лу Опозоренным? – спросил Римо.

– Много чего, но об этом – в другой раз, – отмахнулся Чиун.

Римо встал и выглянул из пещеры. Холодная белизна гор, слегка голубоватое небо, нахмуренное и как бы вызывающее. Оно пробудило в его памяти те принципы, кодекс чести, которые помогали ему служить Синанджу и выполнять свой долг. Он чувствовал, что возвращается на поле битвы. Он вступит в борьбу с людьми, которые выбивали его из колеи своим искренним желанием умереть. Он вступит с ними в борьбу, хотя ему и не хочется этого. Но так надо, и это он знал.

– Что тревожит тебя? – спросил Чиун. Бросив на Чиуна взгляд, Римо ответил корейцу его же словами:

– Об этом в другой раз.

А в ашраме Кали – богиня. Кали непобедимая, простирала над головами поклоняющихся ей людей новую сверкающую руку. Все могли видеть, как она будто хотела прижать что-то к груди, но в руке ничего не было.