Уоррен Мерфи - В объятиях Кали

– Значит, из наших, – залился смехом Уокер, а когда Бен Сар Дин объяснил ему, что практикует индийскую веру, Уокер поинтересовался, сколько ему перепадает за неделю.

– Раньше дела шли неплохо, но теперь денежки уплывают из рук.

– Если не знаешь, как управлять финансами, дело – дрянь. Я вот что делаю: выбираю самую уродливую прихожанку, трахаю ее от души, а потом передаю в ее руки управление финансами. Она из кожи лезет, чтобы дела шли хорошо. Этому я научился у отца, он тоже был священником – из тех, что рычат на свою паству и спуску не дают. Поступай, как он, и твои прихожане станут кроткими, как овечки. Ори на них.

– У меня несколько иной круг верующих, – сказал Бен Сар Дин.

– Да все они одинаковы. Людям нравится, когда на них кричат.

– Нет, они другие. Я их боюсь.

– Вот возьми это, – сказал Уокер и протянул ему небольшой, отделанный серебром автоматический пистолет.

По его словам, священнику неудобно носить большое оружие, а этот, с перламутровой рукояткой, можно засунуть в карман пиджака или брюк. Его отец, сказал Уокер, носил с собой кинжал.

– Мои – просто психи, – признался Бен Cap Дин. – Я правду говорю. Сущие психи. На них нельзя орать. Вы не понимаете.

– Послушай, толстяк. Я покажу, как управляться с твоими психами. Но не даром, – сказал Уокер. – За вознаграждение.

– Ты станешь на них орать?

– Они у меня присмиреют, вот увидишь. А когда я приберу их к рукам, помни... бери самую уродливую и пусть она решает за тебя все проблемы.

Бен Cap Дин окинул взглядом крупную фигуру священника. А кто его знает? Может, угомонит их. А когда все вернется в прежнюю колею, уж он им объяснит, что возвращаться с сорока долларами в румале – большой грех, особенно в наше время, когда на такую сумму даже поесть прилично нельзя.

– Ладно, черномазый, – согласно кивнул Бен Сар Дин. – По рукам.

– Как ты сказал? – встрепенулся Ти Ви Уокер.

– Что-то не так?

– Только черномазый может называть другого так.

– А меня все так называют, – попытался оправдаться смущенный Бен Сар Дин. – Я думал, что это нас объединяет, делая братьями по крови.

– Нет. Ты, конечно, довольно темный, но говоришь не по-нашему.

– Это британские империалисты внесли смуту, – оправдывался Бен Сар Дин, попытавшийся передать в одной фразе основной тезис стран Третьего мира, который гласит, что за все в ответе белые. Впрочем, если так думать, никогда не будешь виноват.

Священник Уокер тщетно искал взглядом в ашраме кафедру. Только голый, хорошо отполированный пол, статуя святой с множеством рук и довольно-таки уродливым лицом. И никакого, даже отдаленного, запаха готовящейся еды. По ашраму бродили туда-сюда очень тихие, очень белые и очень молодые люди.

– Когда начинается служба? – спросил Уокер у Бен Сар Дина.

– Не знаю. Обычно они сами выбирают время.

– Зря. Этому надо положить конец. Кто в конце концов глава церкви? Надо прочитать им хорошую проповедь.

Взгляд его упал на хорошенькую блондинку, она пребывала в радостном возбуждении, щеки ее раскраснелись. Ладно уж, на этот раз, ради своего смуглого собрата, он сделает исключение и выберет не самую безобразную женщину. Иногда надо обращать внимание и на хорошеньких.

– Братья и сестры, – пробасил он.

Жаль, что нет кафедры, он бы стукнул как следует по дереву. И еще жаль, что нет стульев и привычно обращенных к нему лиц. Половина молодых людей уткнулась головой в пол, а взгляд другой половины был устремлен на него – туда, где стояла статуя.

– Мы должны идти правильным путем, – завопил во всю мощь преподобный Ти Ви Уокер. – Не болтаться, не трепаться. Хотите Богу угодить, надо денежки платить.

Молодые люди по-прежнему не обращали на него внимания. А он-то думал: такие стихи – беспроигрышный вариант. Они практически никогда не подводили. Один чернокожий проповедник даже выставил свою кандидатуру на президентских выборах, хотя всего лишь умел выразить свое представление об атомном веке в стихах для дошкольников.

Священник недоумевал, отчего эти молодые люди совсем не реагируют на его слова.

– Ну, что ж, если не действует проповедь, может, они клюнут на пение?

Его богатый голос разнесся по всему ашраму, он говорил о сладостном взаимопонимании, очистительном страдании, призывал к вере. Уокеру нравилось, как он это делал. Но молодежь по-прежнему никак себя не проявляла. А ведь он выкладывался перед этими сопляками основательно.

Тогда Уокер громко хлопнул в ладоши, привлекая взимание аудитории. Ни один Уокер из четырех поколений священнослужителей никогда не пасовал перед своей паствой, и он не собирался быть исключением. Он топнул ногой. Затем еще что-то проорал, но все тщетно.