Анри Лёвенбрюк - Соборы пустоты

Старик поморщился, словно это сообщение его огорчило.

— А что с тобой? Ты не выглядишь больным.

— Ничего страшного.

Джек на мгновение замер с неуверенной гримасой на лице. Потом, нахмурившись, повернулся к сыну. Казалось, он играет какую-то роль.

— Ты думаешь, я впал в детство, Ари? Но ты ошибаешься, я безумный, а не слабоумный. Понимаешь разницу?

— Ты не безумный и не слабоумный, папа.

— Все дело в твоей продавщице книг, верно? Из-за нее ты больше не ходишь на работу? Как там зовут эту хорошенькую продавщицу?

— Да нет же, она тут ни при чем.

— Так как ее зовут? — настаивал старик.

— Лола.

— Вот видишь, все дело в ней.

— Папа.

Джек с довольной улыбкой устроился в кресле поудобнее.

— Ах, бедный мой Ари. Правда, это нелегко? А хуже всего то, что не заблуждаешься насчет вещей, от которых приходится отказываться. Как звать этого ведущего?

Старик указывал на темный экран телевизора.

— Там нет никакого ведущего, папа. Это твое отражение. Телевизор выключен.

— По-моему, ты чем-то обеспокоен, Ари.

— Пустяки. Мою квартиру перерыли… Мне кажется, это как-то связано с расследованием, которым я занимался несколько месяцев назад.

— Поль Казо умер.

Ари вздрогнул. Это имя болью отозвалось в его мозгу. С жуткого убийства Поля Казо и началось расследование дела о тетрадях Виллара из Онкура. Казо был самым старым другом Джека Маккензи, и оба они входили в тайную ложу компаньонов долга, призванную защищать пресловутые тетради. Тогда-то потрясенный Ари узнал, что его отец до несчастного случая вел двойную жизнь, полную тайн. Но больше ему ничего выяснить не удалось, так как все остальные члены ложи погибли, а Джек замкнулся в более-менее добровольном молчании своего преждевременного слабоумия. С тех пор как расследование было прекращено, старик впервые произнес имя, связанное с этим делом. Ари почувствовал, как учащенно забилось сердце.

— Почему ты вдруг заговорил о Поле, папа?

— Если ты плохо себя чувствуешь, тебе надо пойти к доктору.

Ари вздохнул:

— Я уже ходил, папа, и мне дали бюллетень. Но почему ты вспомнил Поля Казо? Может, ты хочешь рассказать мне что-то об этом деле? Почему ты скрыл, что входил в ту ложу?

— Поль Казо умер, Ари. А тебе надо пойти к доктору.

— Почему Поль умер, папа? Какую тайну он пытался сохранить? И что за тайну хотела сохранить эта ваша ложа, папа? Почему ты не хочешь рассказать мне об этом?

Джек молчал.

— Что там, в этом чертовом туннеле? — твердил Ари, схватив отца за плечо. — Я ведь туда спускался, папа. Я ничего не видел. Я… Мне не удалось дойти до конца туннеля. Почему ты не говоришь мне об этом?

— Порядочных людей больше, чем придурков. Но придурки лучше организованы, — прошептал старик, уставившись в пустоту.

Ари выпустил его плечо и откинулся в кресле.

— Папа…

— Я точно помню, что телевизор был включен. Это ты его выключил?

Огорченный аналитик покачал головой. Он знал, что настаивать бесполезно. Проблеск сознания угас. Если уж отцу вздумалось вновь замкнуться в себе, от него больше ничего не добьешься.

Смирившись, Ари поднялся, убрал на место кое-какие вещи. Он пробыл с отцом еще около часа, прежде чем решился идти домой. Джек Маккензи проводил его до дверей. Отец с сыном крепко обнялись.

Прежде чем захлопнуть дверь, Джек просунул голову в щель и повторил еще раз:

— Тебе надо сходить к доктору.

Ари кивнул, попрощался с отцом и начал спускаться по лестнице. Но на середине лестничного пролета он замер.

Да. Ну конечно! Это же очевидно!

Он медленно улыбнулся.

В это мгновение он понял, что расследование можно возобновить.

Смертельно побледнев, Стефан Друэн поставил телефонную трубку на базу. Он протер глаза. На будильнике на его ночном столике горели красные цифры: 23:50.

Еще не оправившись от потрясения, он не мог собраться с силами, чтобы сесть в кровати. С растерянным видом пытался осознать, что только что услышал. Директор научно-исследовательского центра объяснил ему, что Сандрина Мани скончалась от инсульта прямо на улице, но это не могло быть простым совпадением. Так не бывает.

Он надолго замер в постели, судорожно обхватив себя руками. Слова раздавались у него в голове, словно мозг повторял их снова и снова, заставляя его поверить в немыслимое. Сандрина умерла. Сандрина Мани умерла.

Теперь он оказался в трудном положении: ему предстояло самому решить, следует ли сообщить полиции то, что ему известно. Единственный человек, способный подсказать, что он должен делать, — умер. И он даже не был уверен, что, будь Сандрина Мани жива, она бы посоветовала ему нарушить молчание. Увы, то, что случилось, подтверждало, насколько важным было их открытие.