Джон Кейз: Первый всадник

Врачи переглянулись. Наконец Эпштейн милостиво кивнул, признавая разумность довода.

— Таким образом, их поступок совершенно нерационален, если только не предположить, что они были полностью уверены в том, что у этой эпидемии нет других векторов. Что это разовая вспышка.

— Гм, — вытянул губы Каралекис. — Понимаю, к чему вы клоните.

Эпштейн озадаченно захлопал глазами и стал похож на пухлого мальчика, которого мама нарядила в папин костюм.

— К чему? — переспросил он.

— Мисс Вассерман, — ответил Каралекис, хмурясь, — намекает на то, что произошла некая случайность и инцидент в Чхучхонни был... попыткой скрыть ее.

— Вы имеете в виду утечку из лаборатории?

— Да. Иначе...

— Иначе они бы понимали, что вспышка болезни им неподвластна, — закончил за него Фитч. — Им пришлось бы просто смириться.

— Разве такое возможно? — встревожился Эпштейн. — Есть данные, что северные корейцы исследуют грипп?

— Да, — кивнул Каралекис. — Есть. У них самая мощная в мире программа создания бактериологического оружия. Поскольку там нет наших наблюдателей, мы не знаем, где расположены лаборатории. Но программа существует, и именно Северная Корея добилась в этой области поразительных успехов.

— Почему? — удивился Эпштейн.

— Потому что исследование бактериологического оружия не нуждается в крупных финансовых вложениях. К примеру, ядерная программа требует сотни миллионов, только чтобы развернуться. В то же время с сибирской язвой, тифом и холерой можно работать и в гараже — достаточно домашней пивоварни. Дорогостоящие ракеты тоже становятся не нужны — хватит и банального аэрозольного баллончика.

— Я дам доктору Эпштейну нашу брошюру, — вмешался Фитч. — Скажите лучше, разве такое могло случиться, даже если рядом с Чхучхонни и есть лаборатория?

— Всякое бывает, — пожал плечами Каралекис. — Может, у них пробирка разбилась?

— Страна «третьего мира», — поморщился Вурис. — Наверняка у них такое сплошь и рядом.

— Конечно, если это несчастный случай, — продолжал Каралекис, — и если это действительно «испанка»...

— То что? — не выдержал Фитч.

— То возникает очень интересный вопрос, не так ли?

— Еще бы! — взбудораженно воскликнул Эпштейн.

Фитч непонимающе посмотрел сначала на одного врача, потом на другого.

— Какой вопрос?

— Что значит какой? — приподнял одну бровь Каралекис. — Где они ее взяли? Какой же еще?

— Вы, наверное, шутите.

— Нет, не шучу, — ответил Каралекис. Пришел его черед удивляться: — Почему вы так решили?

— Но послушайте! — вмешался Вурис. — Это же простой грипп! Не Эбола какой-нибудь! Все болеют гриппом! Зачем корейцам возиться с инфлюэнцей, если есть сибирская язва! Есть зарин, в конце концов! Да миллион вещей куда более опасных!

Эпштейн и Каралекис переглянулись. Наконец Эпштейн с сожалением посмотрел на Вуриса.

— Боюсь, вы кое-что не понимаете. Коэффициент смертности «испанки» достиг...

— Да знаю я, знаю! — отмахнулся Вурис. — Все я понимаю. Она очень опасна. Но не на сто процентов. На армию с ней не нападешь.

— Верно, — кивнул Каралекис. — Но чтобы истощить вражескую армию, можно заразить гражданское население. В таком случае «испанка» будет чрезвычайно эффективна.

— Вчера мне попалась любопытная статистика, — вмешался Эпштейн. — В Нью-Йорке пятьдесят шесть больниц со службами «скорой помощи», итого — восемь тысяч коек. И все! Таким образом, бактериологическая атака на Нью-Йорк станет катастрофой.

— Не следует забывать и о том, что грипп самовоспроизводится, — добавил Каралекис. — Оказавшись в организме человека или животного, вирус начинает своего рода цепную реакцию и размножается в геометрической прогрессии. Понимаете, по действию он напоминает нейтронную бомбу: убивает все живое, а инфраструктура при этом остается нетронутой.

— И насколько смертельна эта штука? — хмыкнул Вурис.

— Теоретически, — ответил Каралекис, — если правильно подобрать вирус, то без вакцины может погибнуть все живое на земле. Разумеется, вакцины рано или поздно появляются.

— Ясно, — заявил Вурис. — Однако меня интересует не теория. Я спросил об этом вашем корейском вирусе. Насколько он опасен?

— За осень тысяча девятьсот восемнадцатого года от «испанки» погибло полмиллиона американцев, — сказал Каралекис. — Больше, чем в двух мировых войнах, в Корее и во Вьетнаме, вместе взятых. За четыре месяца.

— Ну и что? А как же чума? По-моему, она посерьезнее. Каралекис долго подбирал слова.