Дин Кунц - Отродье ночи (Шорохи)

Тони поцеловал Хилари в уголок рта.

Она сказала.

— Наконец, необходимая сумма была собрана. Я собиралась к отъезду. Заплачу им еще раз, и все.

Хилари задрожала. Тони плотно прижал ее к себе.

— В тот день, вернувшись с работы, — продолжала она, — я пошла на кухню... Эрл прижимал Эмму к холодильнику. У него был пистолет. Стволом он упирался Эмме в зубы.

— Боже!

— У Эрла был... Ты знаешь, что такое белая горячка?

— Конечно. Галлюцинации. Немотивированный страх. Как правило, это случается с хроническими алкоголиками. Я имел дело с больными белой горячкой. Их поступки часто ужасны и непредсказуемы.

— Эмма плотно сжимала зубы, Эрл давил, уставив в них ствол, вопил как сумасшедший, что изо всех стен на него лезут черви. Он проклинал Эмму за то, что она пустила их, и требовал, чтобы Эмма остановила страшных червей. Я попыталась с ним заговорить, но он не слушал. Черви не переставали падать со стен, вот они у его ног, Эрл разъярился и нажал спусковой крючок.

— Господи!

— Я видела, как разнесло ее лицо.

— Хилари!

— Я должна говорить.

— Ладно.

— Я никому об этом не рассказывала.

— Я слушаю.

— Когда он выстрелил, я побежала прочь. Я знала, что прежде чем добегу до входной двери, он убьет меня: поэтому я бросилась в свою комнату. Я захлопнула дверь и заперлась на ключ, но Эрл выстрелом вышиб его. Теперь всю злобу он решил выместить на мне. Эрл тотчас забыл о Эмме. Он выстрелил в меня. Рана оказалась неопасной, но крови натекло много и потом долго жгло так, словно в живот ткнули раскаленной кочергой.

— Он выстрелил только раз? Что спасло тебя?

— Я его зарезала.

— Зарезала? Откуда ты взяла нож?

— Я хранила его в комнате. С восьми лет. Слава Богу, до этого не приходилось пускать его в ход, но я всегда чувствовала, что когда-нибудь моя жизнь в их доме кончится плохо, поэтому на всякий случай держала нож. Как только Эрл выстрелил, я сразу ударила его ножом. Как и моя, его рана оказалась не страшной, но Эрл очень испугался, увидев кровь. Он выскочил из комнаты и помчался обратно, на кухню. Он стал кричать, чтобы Эмма сделала что-нибудь, чтобы прогнала червей, пока они не почуяли запах его крови. Но Эмма не двигалась, и Эрл выпустил в нее всю обойму. Рана страшно пекла, в голове мутилось, но я сосчитала все выстрелы. Поняв, что пистолет разряжен, я, держась за стену, направилась к входной двери. Но у Эрла были еще патроны. Он вставил полную обойму. Он увидел меня и выстрелил, но промахнулся. Я из последних сил добежала до комнаты, захлопнула дверь и придвинула к ней тумбу. С кухни по-прежнему доносились вопли Эрла, он что-то кричал о червях, об огромных пауках на окнах. Выстрелы не прекращались. Эрл, наверное, сотни полторы пуль всадил в тело Эммы. Оно превратилось в кровавую кашу. Потом, когда я заглянула туда, кухня напоминала бойню.

Тони кашлянул.

— А что с ним?

— Когда приехала полиция, он застрелился.

— А ты?

— Неделю пролежала в больнице. Вот, шрам на память.

Они некоторое время молчали. За плотными шторами и стеклами кашлял ночной ветер.

— Не знаю, что и сказать, — первым нарушил молчание Тони.

— Скажи, что любишь меня.

— Да.

— Скажи.

— Я тебя люблю.

— Я люблю тебя, Тони.

Они поцеловались.

— Я не представляла себе, что смогу так полюбить. Всего за неделю ты изменил меня.

— Ты очень сильная.

— Силу мне дал ты. Даже больше. Каждый раз, вспоминая о случившемся, я каждый раз переживаю весь ужас заново, как если бы это случилось вчера. Но сейчас мне не было страшно. Я говорила, а сама была спокойна, как будто все случилось не со мной. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому, что все происшедшее в Чикаго, стрельба и прочее, все теперь позади. Меня это уже не беспокоит. У меня есть ты, ты обновил мою жизнь. Ты уравновесил чаши весов. И даже склонил их в мою пользу.

— Ты же знаешь, что мне тоже не обойтись без тебя.

— Знаю. Нам хорошо вместе.

Они помолчали. Потом Хилари сказала:

— Есть еще одно объяснение, почему воспоминания о жизни в Чикаго утратили для меня значение.

— Какое?

— Это связано с Бруно Фраем. Сегодня я поняла, что мы с ним в чем-то похожи. Кажется, он, как и я, много натерпелся от своей матери. Но он сломался, а я — нет. Сломался такой сильный мужчина, а я выдержала.

— Я же говорю, что ты сильная и твердая, как гвоздь, — сказал Тони.

— Разве я твердая? Попробуй. Что, твердая?

— Не здесь, — сказал он.

— А здесь?

— Нет. Ты очень нежная.

— Это совсем другое.