Патриция Хайсмит - Два лика января

Вполне вероятно, полиция попросит своих коллег в Пирее проверить, нет ли среди пассажиров на судне молодого человека примерно двадцати пяти лет и так далее, который говорит по-гречески. Райдела внезапно охватил страх. Когда его задержат на палубе, возле сходней, прежде чем пассажирам будет дозволено сойти, Честер может воспользоваться моментом и заявить, что Райдел Кинер убил его жену, что Райдел притворяется, будто не говорит по-гречески, и что он, Честер, уже собирался связаться с полицией. Он может заявить, что Райдел угрожал убить и его, если он сообщит полиции о случившемся в Кноссе. Но испуг, охвативший Райдела, длился лишь несколько секунд. Нет, не стоит бояться. Честер не станет рисковать.

Чтобы расслабиться и вернуть душевное равновесие, Райдел оставшуюся часть вечера читал стихи — самый надежный и верный способ. У него было с собой два небольших сборника. Один он привез из Америки, другой купил в Лондоне. Первой книгой была книга стихов Роберта Митчела, озаглавленная «Конец». Райдел открыл ее на втором стихотворении, называвшемся «Невинность» и следовавшем за довольно длинным стихотворением, в котором описывалось осознание неким молодым человеком своего одиночества — или просто бесцельного существования — в большом городе. В стихотворении, называвшемся «Невинность», в частности, говорилось:

Заключительные строфы были особенно грустными. Приходило взросление, и исчезали песни. Райдел не дочитал последнюю строфу.

Стихотворение словно рассказывало о его любви к Агнес. Это пришло ему на ум более года назад, когда Райдел прочитал его впервые. И хотя стихотворение ему понравилось, он избегал перечитывать его вплоть до сегодняшнего вечера. Теперь Райдел с интересом перечел его, стараясь вникнуть в смысл каждого слова. Ему вспомнилось собственное давнишнее стихотворение, написанное им в пятнадцать лет и которого не было ни в одном из блокнотов, лежавших в его чемодане.

В последующие годы Райдел прочел так много стихов, в которых говорилось о застывших водопадах, что этот образ стал для него расхожим. Возможно, самым необычным в этом стихотворении было то, что Райдел написал его весной, когда деревья не были безжизненными. Оно напоминало ему об Агнес сильнее, чем все более зрелые стихи, написанные им с тех пор и посвященные ей.

Около десяти, надев пальто и укутав шею шарфом — был сильный ветер и шел дождь, — Райдел вышел на палубу. У левого борта, облокотившись на леера, стоял какой-то мужчина и, глядя на море, курил трубку. Райдел перешел на другой борт. Здесь не было ни души. Над головой простиралось черное, беззвездное небо. Райдел повернулся спиной к ветру, дувшему в сторону кормы. Полы его пальто хлопали. Райдел был рад, что путешествие закончится завтра утром в девять часов, а не продлится еще два-три дня. Вдоль борта тянулась узкая полоса света, отбрасываемого корабельными огнями. За ней начиналась беспроглядная тьма, в которой небо и море сливались в одно целое. Райдел зашел в коридор, чтобы прикурить сигарету, и вернулся к леерам. Дверь снова отворилась и хлопнула на ветру. Райдел посмотрел через плечо.

На палубу вышел Честер. На его голове была кепка. Покачиваясь то ли от ветра, то ли оттого, что был пьян, он направился к Райделу.

— Добрый вечер, — поздоровался он. Его голос был тихим и спокойным.

Райдел настороженно выпрямился.

— Нас не должны видеть вместе.

— Что? — Честер наклонился ближе.

Райдел повторил громче и бросил взгляд на верхнюю палубу, чтобы убедиться, нет ли там кого. Но не увидел ничего, кроме белых лееров и иллюминаторов рубки рулевого над капитанским мостиком.