Джеймс Роллинс - Дьявольская колония

— И кажется, кто-то готов ради них пойти на убийство, — добавил Пейнтер.

Не успел он договорить, как внезапно погас свет. Все застыли, затаив дыхание. В коридоре остались тускло гореть аварийные лампы, запитанные от аккумулятора, однако в лабораторию свет почти не проникал. Из-под стола донеслось глухое рычание собаки, и у Пейнтера по рукам пробежали мурашки. Когда его глаза освоились в темноте, он различил грузную тень, скользнувшую к ногам Каноша и застывшую настороже.

— Тише, Кауч, — еле слышно произнес пожилой профессор, успокаивая собаку. — Все в порядке, мой мальчик.

Ковальски шумно выдохнул.

— Сожалею, профессор, но, похоже, сейчас вам следовало бы прислушаться к своей собаке. Тут нет никакого «в порядке».

Покинув свое место, Кай бесшумно обогнула стол и остановилась у Пейнтера за спиной. Тот протянул руку и взял ее за запястье. Со стороны лестницы донесся грохот, раскатившийся отголосками по коридорам. Пейнтер почувствовал, как у девушки убыстрился пульс.

Кауч снова зарычал.

— Отсюда есть другой путь? — шепотом спросил Пейнтер ученого-физика. — Аварийный выход?

— Нет, — последовал тихий ответ, проникнутый ужасом. — Лаборатория размещена под землей не случайно. Все выходы ведут через лестницу в главное здание.

«Значит, мы в ловушке».

31 мая, 01 час 12 минут

Такома-Парк, штат Мэриленд

— На следующем перекрестке налево, — указал Грей водителю такси.

Сейхан прекрасно понимала, чем вызвано его беспокойство. После отчаянного звонка матери Грей оставался на взводе.

Подавшись вперед с заднего сиденья, он вытянул руку, показывая, куда ехать, и казалось, будто он готов перебраться за руль и сам вести машину. В другой руке Грей по-прежнему сжимал сотовый телефон. Всю дорогу из Вашингтона он неоднократно пытался позвонить домой родителям, однако никто не отвечал, что лишь еще больше усиливало его тревогу.

— Сверните на Седар-стрит, — нетерпеливо бросил Грей, ерзая на краю сиденья. — Так быстрее.

Сидевшая рядом с ним Сейхан уставилась в окно. Такси проехало мимо городской библиотеки Такома-Парка и углубилось в темный лабиринт узких улочек, вдоль которых тянулись коттеджи в стиле королевы Анны и величественные викторианские особняки. Густые кроны дубов и кленов превращали улицы в тоннели, накрытые сводами листвы, рассеивающей свет редких фонарей.

Глядя на погруженные в темноту дома, Сейхан старалась представить себе жизнь их обитателей, однако подобное существование было ей чуждо. Она плохо помнила свое детство, прошедшее во Вьетнаме. Воспоминаний об отце у нее совсем не сохранилось, а то, что она помнила о матери, ей хотелось забыть: то, как ее вырывают из материнских рук, как люди в военной форме волокут мать по полу, избитую, с окровавленным лицом и кричащую. После этого детство Сейхан прошло в сменяющих друг друга убогих приютах, где она постоянно голодала и подвергалась оскорблениям и унижениям.

Счастливая жизнь обитателей этих сонных уютных домов была для нее абсолютно чуждой.

Наконец такси свернуло на Баттернат-авеню. Сейхан лишь однажды довелось побывать дома у родителей Грея. Тогда она, раненная пулей, бежала к единственному человеку, которому верила. Молодая женщина украдкой взглянула на Грея.

Прошло почти три месяца с тех пор, когда она в последний раз была вот так рядом с ним. За это время у него осунулось лицо, морщины стали более резкими и глубокими, и общее впечатление смягчали только пухлые губы. Сейхан вспомнила, как однажды поцеловала эти губы в минуту слабости. В этом действии не было никакой нежности, лишь отчаяние и нужда. Но Сейхан до сих пор помнила жар этих губ, колючую щетину на щеках, крепкие объятия Грея. Однако, как и эти умиротворенные дома вокруг, такая жизнь была не для нее.

К тому же, насколько ей было известно, Грей по-прежнему поддерживал вялотекущие отношения с одной девушкой, лейтенантом итальянских карабинеров. По крайней мере, так обстояло дело несколько месяцев назад.

Внезапно Грей тревожно прищурился, отчего в уголках глаз образовались глубокие складки. Сейхан посмотрела вперед. Улица была погружена в темноту, как и остальные в этом квартале, но впереди ярко сияло всеми освещенными окнами небольшое бунгало с широким крыльцом и остроконечной крышей. В этом доме никто не спал.

— Вон к тому дому, — сказал водителю Грей.

Не дожидаясь, пока такси остановится, он распахнул дверь и выскочил из машины, бросив водителю пригоршню банкнотов. Похоже, таксист был готов резко ответить на подобную грубость, но Сейхан пристально посмотрела ему в глаза, заставив промолчать. Она протянула ладонь.