Джеймс Роллинс: Дьявольская колония

Даже то место в Бельгии, где был зафиксирован незначительный выброс нейтрино, оказалось выпотрошенным и сожженным дотла особняком, который арендовала некая подставная компания, бесследно исчезнувшая при внимательном рассмотрении. Очевидно, Гильдия постаралась уничтожить все следы — бумаги, отпечатки пальцев, ДНК.

Так что и эта ниточка завела в тупик.

Оставался лишь один след.

Дойдя до конечной цели, расположенной на восточной стороне площади, Пейнтер поднялся по ступеням Капитолия.

Хотя здание закрывалось для посетителей всего через пятнадцать минут, в нем бурлила жизнь: по лестницам бегали детишки, туристы щелкали фотоаппаратами, митингующие что-то кричали, размахивая плакатами. Пейнтер упивался этой кипящей суетой после заточения в своем кабинете под Смитсоновским институтом.

Здесь была жизнь Америки во всей ее красе, со всеми ее язвами, и никакой другой Пейнтер не принимал. Тут было больше демократии, чем во всех высокопарных парламентских законах и политических играх, проходивших под этим куполом в неоклассическом стиле.

Поэтому несмотря на удушливую влажность летнего вечера, Пейнтер наслаждался своей прогулкой.

Он собирался поужинать вместе с Лизой, но сейчас ему требовалось развеяться. Он должен был увидеть картину сам, своими собственными глазами, прежде чем предпринимать какие-либо действия. К тому же он пока даже не знал, с чего начинать. Он еще никому не сообщил о своем открытии, даже ближайшему окружению в «Сигме».

И дело было не в том, что Пейнтер не доверял своему окружению, просто в настоящий момент у всех и так хватало собственных забот. У Монка родилась дочь, малышка Гарриет. Сегодня утром он подал заявление об увольнении. Пейнтер принял заявление, но уговорил Монка взять отпуск по семейным обстоятельствам и воспользоваться этим временем, чтобы еще раз хорошенько обо всем подумать. Хотелось надеяться, что жизнь в окружении плачущих детей и подгузников, с длительными полосами безделья заставит его переменить решение, но все же Пейнтер в этом сомневался. В глубине души Монк был человеком семейным. И неделю назад все воочию увидели последствия его попытки вести двойную жизнь.

Оставался еще Грей. Грей провалился в колодец мрачного отчаяния, но кто выйдет оттуда — человек, ставший сильнее, или окончательно сломленный?

Ответ могло дать только время.

Поэтому Пейнтер молчал, молчал ради самих же этих людей. Даже его приход сюда был сопряжен с опасностью, но он должен был пойти на риск.

Поднявшись по ступеням, Пейнтер прошел под куполом и оказался в ротонде Капитолия. Голоса отражались гулким эхом от сводов и стен. Пейнтер поднялся на галерею второго этажа, где вдоль стен были развешаны огромные полотна размером двенадцать на восемнадцать футов. То, что было ему нужно, он быстро нашел на южной стороне. Пожалуй, из всех представленных здесь картин эта была самой известной: «Декларация независимости» кисти Джона Тернбулла.

Пейнтер остановился перед ней, чувствуя исходящее от нее дуновение истории. Он всмотрелся в мазки, сделанные рукой художника больше двух столетий назад. Однако в работе над этим полотном принимали участие и другие руки, не менее влиятельные. Пейнтер представил себе, как Джефферсон наставляет Тернбулла, создающего свой шедевр.

Он обвел взглядом весь громадный холст, каждый дюйм которого дышал прошлым.

На огромной картине было изображено представление Декларации независимости Конгрессу. На одном полотне Тернбулл постарался увековечить это судьбоносное событие, представив портреты всех, кто подписал декларацию. И все-таки художнику не удалось изобразить всех. Однако, как это ни странно, он написал на полотне портреты пятерых человек, которые не подписывали окончательный вариант декларации.

Так зачем же он включил их? Вот уже два столетия историки не переставали спорить по этому поводу.

Готовясь к своему визиту сюда, Пейнтер прочитал, что сам Джон Тернбулл предлагал различные уклончивые ответы, ни один из которых нельзя было считать удовлетворительным. А Томас Джефферсон, мастер шифров и кодов, действительно наблюдал за работой над этим шедевром.

Так может быть, имелась какая-то другая причина?

По крайней мере, Мериуэзер Льюис считал именно так.

Глядя на выразительные мазки масляными красками, Пейнтер снова вспомнил расшифрованные слова, которые были начертаны кровью на бизоньей шкуре: «Джефферсон оставит имя врага в краске. Вы узнаете его без труда. Повернув быка, найдите пятерых лишних. Пусть их имена будут упорядочены в соответствии с буквами G, С, R, J и Т и цифрами 1, 2,4,4,1».