Джон Гришем - The Chamber. Камера

– Заткнись! – приказал страж. Пение прекратилось.

– Оставь его в покое, животное! – выкрикнул Сэм. – Пой, Рэнди, пой.

Псалом зазвучал вновь.

В дальнем конце коридора хлопнула дверь, и Кэйхолл содрогнулся. Внук успокаивающе стиснул его худое предплечье.

– Похоже, Ли так и не придет, – с грустью произнес старик.

Мгновение поколебавшись, Адам решил сказать правду:

– Я не знаю, где она находится. Последний раз я видел тетю десять дней назад.

– Вроде бы она лежала в клинике?

– Скорее всего она и лежит, только не знаю в какой. Отыскать ее мне не удалось.

– Передай, что в эти дни я много думал о ней.

– Передам.

– И об Эдди.

– У нас почти не осталось времени, Сэм. Давай поговорим о чем-нибудь приятном, о'кей?

– А ты простил меня за Эдди?

– Я простил тебя за все, Сэм. Как и Кармен. Наклонившись к Кэйхоллу, капеллан прошептал:

– Наверное, стоит вспомнить и о других?

– О других потом.

В проходе раздались шаги. Через минуту у решетки остановился Лукас Манн.

– Тебя к телефону, Адам, – заметно нервничая, сказал он. – В “гостиной”.

Сидевшие на койке подняли головы. Адам встал, сделал шаг к двери. Когда та отъехала в сторону, он переступил через порог. По желудку разлилась пустота.

– Покажи этим стервятникам! – прогудел из своей камеры Джей-Би Гуллит.

– Кто звонит? – спросил Адам у шагавшего за его спиной Лукаса.

– Гарнер Гудмэн.

Почти бегом оба пронеслись по коридору до двери в “гостиную”. Телефонная трубка лежала на столе. Адам поднес ее к уху.

– Гарнер? Слушаю.

– Я в капитолии, Адам, рядом с кабинетом губернатора. Верховный суд отклонил наш протест. Всё.

Холл прикрыл глаза.

– Что ж, значит, конец.

– Не спеши. Вот-вот выступит с заявлением Макаллистер. Через пять минут я перезвоню.

Адам положил трубку, повернулся к Манну.

– Верховный суд оставил приговор в силе. Губернатор намерен сделать заявление. Гарнер перезвонит.

Лукас опустился на стул.

– Мне искренне жаль, Адам. Как Сэм?

– Держится намного лучше, чем я.

– Странно, да? У меня это пятая экзекуция, но все равно поражает, с каким спокойствием они переступают порог. Съедают последний ужин, прощаются с родственниками – без воплей, без истерик. Я бы на их месте так не смог. Меня в ту волшебную шкатулку и двадцать человек бы не затолкали.

Адам слабо улыбнулся. Взгляд его скользнул по раскрытой коробке из-под обуви, что стояла на столе. Изнутри коробка была выложена алюминиевой фольгой, в которой виднелись остатки печенья.

– Что это? – машинально спросил он, не испытывая особого интереса.

– Гостинец к казни.

– Гостинец? К казни?

– Милях в трех ниже по дороге живет старушка. К каждой экзекуции она приносит сюда коробку домашнего печенья.

– Зачем?

– Не знаю. Понятия не имею, для чего она это делает.

– Кто его ест?

– Охрана.

Адам покачал головой.

* * *

Из комнаты для отдыха Макаллистер ступил в кабинет. Одет губернатор был в новый темно-серый костюм и белоснежную рубашку, на груди – строгий полосатый галстук. Сидевшая у окна Мона Старк заканчивала утомительные подсчеты.

– Четверть часа назад звонки прекратились, – с облегчением сообщила она.

– Слышать о них не хочу, – бросил губернатор и на секунду задержался перед зеркалом. – Пошли.

В приемной к ним присоединились двое телохранителей. Группа из четырех человек проследовала в ярко освещенный зал, где с ноги на ногу нетерпеливо переминались десятка три журналистов. Подойдя к стойке с микрофонами, Макаллистер дождался, пока в зале не наступит полная тишина.

– Верховный суд Соединенных Штатов, – патетически провозгласил он, – только что отклонил последний протест адвокатов мистера Сэма Кэйхолла. Таким образом, после трех судебных процессов, после девяти с половиной лет, в течение которых дело рассматривали в общей сложности сорок семь судей всех мыслимых инстанций, справедливость наконец восторжествовала. Преступление свое Сэм Кэйхолл совершил двадцать три года назад. Кое-кто, должно быть, скажет, что со справедливостью не очень-то спешили. Пусть так. Но час ее пробил. Ко мне обращалось множество людей с просьбой помиловать мистера Кэйхолла, однако сделать это я не в состоянии. Я не могу не считаться с волей вынесшего вердикт жюри и с мнением судей, как не могу обмануть надежды моих друзей – семейства Крамер. – Чувствовалось, что Макаллистер долго репетировал и тщательно шлифовал эту речь. – Глубоко убежден: с казнью Сэма Кэйхолла будет перевернута одна из наиболее позорных страниц истории нашего штата. Призываю жителей Миссисипи без оглядки на прошлое крепить идеалы истинной демократии. Да простит Господь его заблудшую душу.