Нынешним же вечером.
Или они не знают, что у других тоже бывает плотный график?
— Разумеется, Туве, я могу. Но не раньше семи. Передай Маркусу, что это будет здорово.
Она кладет трубку.
Открывая дверь машины, Малин думает: «Что происходит, когда взрослые лгут своим детям или причиняют им боль? Неужели каждый раз на небе гаснет звезда?»
— Остался ли хоть один камень, под который мы еще не заглянули? — спрашивает Зак.
— Не знаю, — отвечает Малин. — Я не вижу картину в целом. Только отдельные куски, которые не складываются.
Стрелка часов на кирпичной стене медленно приближается к двенадцати.
В офисном помещении участка почти пусто. Зак сидит за своим столом, Малин на стуле рядом.
В отчаянии? Мы?
Мы всего лишь в сомнениях.
Бесконечное заседание, посвященное состоянию расследования, началось сразу после того, как Малин вернулась из ГКЛ.
И сразу с плохих новостей.
С места по длинную сторону стола доносится невеселый голос Юхана Якобссона:
— Последние папки в компьютере Рикарда Скуглёфа содержат самые обычные порнографические снимки. Впечатляет, но ничего особенного. Как в журналах. Осталась еще одна с чертовски заумной системой кодирования, но мы работаем над этим.
— Будем надеяться, что она раскроет нам тайну, — сказал Зак, и в его голосе Малин послышалась слабая надежда на то, что теперь-то все закончится.
Они двигаются на ощупь. Пытаются найти тот один-единственный ракурс, который выявит наконец связь. Но как они ни стараются, снова возвращаются к тому, с чего начали. Человек на дереве и люди вокруг него: Мюрвалли, Мария, Ракель, Ребекка. Ритуал, язычество. Валькирия Карлссон, Рикард Скуглёф и некоторая неопределенность в отношении Йимми Кальмвика и Иоакима Свенссона. Какую глупость могли они еще сделать за те несколько часов, на которые обеспечили друг другу алиби?
— Все это мы знаем, — сказал Свен Шёман. — Вопрос в том, можем ли мы извлечь из этого нечто большее? Есть ли нам куда двигаться? Видим ли мы какие-нибудь следы?
Тишина в зале — долгая, мучительная.
Потом заговорила Малин:
— Может, нам стоит все-таки рассказать братьям, что Бенгт Андерссон не насиловал их сестру? И когда они это узнают, всплывет что-нибудь новое?
— Сомнительно. Малин, ты сама-то в это веришь? — спросил Свен.
Малин пожала плечами.
— Мы отпустили их, — напомнил Карим. — И не можем задержать снова только ради этого. А если мы приедем к ним поговорить, не имея ничего другого, новые обвинения в преследовании семьи Мюрвалль гарантированы. Скандал нам сейчас совершенно не нужен.
— И ничего нового? Никаких звонков? — с надеждой спросил Юхан.
— Ничего, — ответил Свен. — Все тихо.
— Мы можем снова попросить о помощи, — предложил Юхан. — Кто-нибудь должен что-нибудь знать.
— СМИ сожрут нас с потрохами, — отозвался Карим. — Теперь мы должны выпутываться сами, без посторонней помощи. Нас ославят в прессе — вот все, что из этого получится.
— Управление криминальной полиции? — предложил Свен. — Может, пришло время обратиться к ним? Мы должны признать, что топчемся на месте.
— Не сейчас, не сейчас. — Несмотря на все, голос Карима звучал уверенно.
Они покинули зал заседаний с чувством, будто что-то должно случиться, а им остается только следить за развитием событий, выжидать. Тот или те, кто повесил Бенгта Андерссона на дереве, каким-то образом обнаружат себя снова.
Но что, если он или они навсегда останутся в тени? Что, если это один-единственный случай?
Тогда они увязли.
И все голоса в расследовании уже смолкли.
Но Малин помнит, что чувствовала там, у дерева: не все пока стихло, что-то еще движется там, в лесах и на измученной морозом равнине.
Тем временем стрелка на часах незаметно подошла к двенадцати.
— Обед? — тут же предлагает Малин.
— Нет, — быстро отвечает Зак. — У меня репетиция с хором.
— Сейчас? В обеденное время?
— Да, через несколько недель у нас концерт в кафедральном соборе, и мы решили устроить несколько дополнительных встреч.
— Концерт? Ты об этом ничего не говорил. Дополнительных встреч? Звучит как в хоккее.
— Не дай бог! — восклицает Зак.
— А мне можно прийти?
— На репетицию?
— Да.
— Конечно. — Зак явно озадачен. — Разумеется, можно.
В конференц-зале городского музея душно, но хористам, похоже, комфортно в этом просторном помещении. Сегодня их двадцать два. Малин подсчитала: тринадцать женщин и девять мужчин. Большинству за пятьдесят. Все они тщательно причесаны и одеты в нарядные национальные костюмы местного типа: цветные рубашки и блузы, жакеты и юбки.
Читать дальше