Даниэль де Труа - Псевдоним(б). В поисках Шекспира

Уильям на негнущихся ногах дошел до кареты и кое-как залез внутрь.

Негнущимися пальцами Александр кое-как открыл замок, распахнул дверь дачи и вошел внутрь. Он так окоченел за те двадцать минут, пока шел от платформы до дома, что, не разуваясь, помчался на кухню включать отопление. Потом решил вдобавок развести и огонь в камине, а то пока еще батареи нагреются! Сухие дрова быстро занялись, и стало немного веселее. Александр отогрел у огня руки и вышел в коридор. Там он разулся и аккуратно поставил ботинки на полку для обуви. Потом снял дубленку с шапкой и тоже аккуратно повесил их на пустую вешалку. Заперев дверь на все засовы, он снова прошел в комнаты, нахмурился и принялся вытирать за собой растаявший на полу снег. Приведя кухню и гостиную в порядок, он тщательно вымыл руки, с удовольствием отметив, что уже пошла теплая вода.

На кухне он налил в чайник воды из фильтра и поставил его кипятиться. Затем достал из сумки бутылку привезенного с собой из Лондона двенадцатилетнего «Гленморанжа», открыл ее, налил себе полстакана и пошел в гостиную. Там он уселся поудобнее в старое глубокое кресло, укрылся пледом и вытянул ноги к огню. Наконец сделал глоток и зажмурился от удовольствия. Тепло волнами разливалось по телу. Ему вдруг ужасно захотелось спать. Пошли уже третьи сутки, как он почти не смыкал глаз. Вчерашние четыре часа сна после самолета потонули в бездне усталости. Надо бы хорошенько обо всем поразмыслить. В жизни нет ничего заведомо хорошего или плохого, только размышление придает всему определенность.

Время как будто сжалось. Вчера он был еще в Лондоне. Позавчера читал свой доклад. И сразу после этого случилось столько всего, что голова шла кругом. Сначала пропала жена. Потом этот странный незнакомец, Эдуард. Потом к нему влезли в номер и украли его старенький, никому не нужный ноутбук. Потом компьютер снова оказался на месте. Потом его хотели взорвать в гостинице, и в номере сгорели все его вещи и документы. Потом по поддельному паспорту он вернулся в Москву, прямо в объятия обалдевшей тещи, которая его уже похоронила. В его же собственной квартире кто-то побывал, рылся в книгах и бумагах. Потом пропала и теща с Никитой. Да нет, ему это всё просто снится…

Глаза непроизвольно стали слипаться. Если это сон, то что он делает на даче? ¿La vida es sueño? [20]Нет, это не сон. Надо взять себя в руки. Александр устало протер глаза и до боли сжал ногтями мочки ушей. Говорят, там находятся точки, нажав на которые можно снять головную боль и усталость. Захотелось курить. В поисках сигарет Александр перевел взгляд на каминную полку.

Из полумрака на него смотрел портрет Шекспира. Та самая гравюра из Первого Фолио, работы Дройсхута. Ученые спорят по поводу четырех не очень похожих друг на друга известных портретов Шекспира и этой гравюры. Что было вначале, яйцо или курица? Одна дотошная немецкая профессорша со смешным именем Хильдегард Хаммершмидт-Хуммель предъявила все портреты Шекспира, а также эту гравюру и посмертную маску, невесть откуда появившуюся на аукционе в Майнце в 1842 году и теперь считающуюся подделкой, немецким криминалистам. Те, отстаивая честь Германии, обнаружили «припухлость левого века» на всех портретах, посмертной маске и даже надгробном памятнике, а вот на гравюре этой детали не обнаружили и в один голос заявили, что гравюра сделана не с портретов. Правда, усердные полицейские не знали, что надгробный памятник в XVIII веке сильно изменился и совсем не похож на оригинал века XVII. Но даже если портреты изображают одного и того же человека, это не доказывает, что он и был настоящим Шекспиром.

К тому же живописное полотно можно подделать так виртуозно, что ни одна даже самая современная экспертиза, ни один самый искусный искусствовед не установят точной даты написания и точного авторства картины. А вот сомнения в подлинности гравюры быть не может. Ведь это страница из книги.

Александр еще раз взглянул на портрет. По спине пробежали мурашки. Каждый раз при взгляде на эту гравюру у него возникало неприятное ощущение.

Непропорционально большая голова, с огромным лбом и абсолютно плоским, ничего не выражающим лицом, существовавшим как будто бы отдельно от туловища. Неестественно длинная шея, словно приклеенная к телу голова… Кажется, что это не лицо, а маска. Неожиданно вспомнилась строка из Томаса Элиота: «O make me a mask…»