Эрик ван Ластбадер - Завет

— Что это?

— Подарок, — ответил Корнадоро, — от одного ценителя другому.

— Откройте ее, будьте добры, — приказал Картли.

— Разумеется. С удовольствием. — Корнадоро щелкнул изящным замочком и откинул крышку жестянки. В воздухе поплыл тонкий аромат.

Картли распахнул глаза.

— Бай-жи Гуан!

Корнадоро кивнул.

— Гребешок Белого Петуха, прямиком со склонов одной из четырех гор Вуй-Ю.

— Очень редкий сорт… очень дорогой, — сказал Картли, беря в руки металлическую коробочку.

Корнадоро пожал плечами.

— Если хотите, — я знаю, где можно без проблем достать еще.

Про себя он широко улыбался. Камилла в очередной раз оказалась права. Прямое попадание.

— Идемте, — сказал Картли.

Они направились в глубь магазина. Помещение освещалось масляными лампами, мягкий свет заливал разложенные по полу и украшавшие стены великолепные ковры. Сын Картли принес кофе. Ни чая, ни еды гостю не предложили. Следовательно, понял Корнадоро, это нейтральные переговоры. Хозяин пока не знал, чего ждать от посетителя, и не решил, какие действия предпримет он сам.

Корнадоро опустился на стопку сложенных один на другой тебризских ковров, принял из рук юноши чашку черного кофе без сахара. Отхлебнув немного, он отставил чашку. Так же поступил и Картли. Его сын отошел от них, но остался стоять поодаль, набирая сообщение на мобильном телефоне.

— Вы меня знаете? — спросил Корнадоро.

Картли кивнул.

— Деймон Корнадоро. Рыцарь святого Клемента.

— Не совсем так. Я никогда не приносил формальных клятв ордену.

Картли склонил голову вбок.

— Хотите сказать, что я ошибаюсь, что вы не работаете на рыцарей?

— Время от времени, — признал Корнадоро. — Однако, вообще говоря, я работаю сам на себя.

— Значит, мы с вами похожи. С сегодняшнего дня я больше не связан с орденом.

Корнадоро заинтересовался. Впрочем, он собственными глазами видел их перешедшую в рукоприкладство ссору с Шоу. Если бы не это, такая резкая перемена в Картли показалась бы ему подозрительной.

— На смену одной дороге приходят другие, — сказал Картли. — Говорят, вас тренировал Черри Бейтман.

Корнадоро склонил голову.

— Я выбрал дорогу, на которой мы с ним встретились. Или, возможно, выбирал он.

— Бейтман — американец.

— Я венецианец, а вы — грузин. Ну и что?

— По всему миру поднимает знамена национализм. Источник силы, несравнимый ни с каким другим. — Картли впился в Корнадоро проницательным взглядом. — Полагаю, вы это прекрасно понимаете.

— Черри Бейтман — американец только по рождению. Он гражданин Италии, от Америки он отрекся, как и от собственного сына Доновара, оставшегося в Штатах.

— Это меняет дело.

— Разумеется. Важно уметь видеть вещи такими, как они есть, не доверяя первому беглому впечатлению. — Корнадоро развел руками. — Вы и Бейтман. Конечно, я могу ошибаться. — Он улыбнулся точно выверенной улыбкой. — Все мы ошибаемся. Но, если я все же прав, позвольте коротко описать суть дела. Время, проведенное в Венето, [51] Обширная область Северной Италии, граничащая с Австрией и Югославией. В Венето расположена Венеция. может оказаться исключительно продуктивным и, возможно, пойдет на благо Грузии…

— Что же… что же вы хотите получить взамен?

— Информацию. — Корнадоро, расслабившись, улыбнулся. Чутье безошибочно подсказывало ему, что наживка проглочена, — закинутый крючок явственно дернулся… — Информацию о Браверманне Шоу.

Когда мусульманин говорит: «В геометрии нам является Бог», — он вкладывает в свои слова буквальный смысл. Аль-Бируни, арабский математик, живший в первом веке нашей эры, систематизировал имевшиеся знания по геометрии, которую назвал «геодезией». Он полагал, что основанная им дисциплина одновременно является и естественнонаучной, и религиозной, так как рассматривает соотношение материи и формы с пространством и временем.

Величественное здание Мечети Зигана, состоящее из островерхих арочных конструкций теплого медового оттенка и напоминающее фантастический пчелиный улей, полностью соответствовало всем священным канонам Аль-Бируни, хотя и было перестроено когда-то из византийского собора. Возле одной из стен действительно располагалась винтовая лестница, ведущая на минбар — кафедру для проповедей под самым куполом. Высеченные из какого-то черного дерева — возможно, эбенового — ступени были отполированы до блеска и сверкали, как стекло.