Эрик ван Ластбадер - Завет

Рюль обернулся с лихорадочным, торжествующим блеском в глазах, бросив напоследок взгляд на обмякшее тело Цорци. И тут прогремел еще один выстрел. Энтони дернулся и отпрянул назад. Второй выстрел, и кровь брызнула фонтаном, а Рюль упал на руки Браво, точно Икар, поднявшийся слишком высоко в небо и поплатившийся за это жизнью.

Подошедший страж выглядел значительно меньше ростом и стройнее остальных. Он откинул капюшон, и Браво увидел лицо Дженни. В руке она сжимала пистолет. Это Дженни стреляла в дядю Тони!

Энтони боролся за каждый вздох, его била дрожь. Это было так странно, — он казался таким теплым, таким живым, как никогда прежде, — теперь, когда его тело сотрясали последние конвульсии.

— Браво, послушай… — начала Дженни.

Он вдохнул сладковатый, с медным привкусом запах свежей крови, и красная пелена слепой ярости заволокла все вокруг. Дядя Тони умирал у него на руках, кашляя кровью, задыхаясь! Он поднял «Сойер».

— Я не стану слушать твою ложь.

— Я прошу тебя выслушать правду…

— Ты застрелила дядю Тони, вот какова правда! Бомбу, убившую моего отца, тоже подложила ты?

— О, Браво, как ты можешь так заблуждаться…

— Заблуждаться? Я чувствую, что заблуждался все время! Я ничего не знаю ни о тебе, ни об ордене, ни Voire Dei!

— Я же помогла тебе. — Она указала на лежащего поодаль на полу стража. — Я помешала ему, чтобы защитить тебя…

Браво направил на нее дуло пистолета.

— Скорее, чтобы забрать его оружие!

— Боже, как мне убедить тебя?

— Лгунья. Даже не пытайся.

Дженни прикусила губу. Конечно, она была лгуньей. Она лгала все время — с того самого дня, когда Браво появился на пороге ее дома. А потом сама мысль о том, чтобы рассказать правду, стала невыносимой, и Дженни поняла, что упустила свой шанс навсегда.

Ей ничего не удалось ему объяснить. Чувство полной беспомощности, точно жернов на шее, тянула Дженни все глубже и глубже в пучину отчаяния. Она бросила пистолет на камни.

— Ты ведь не сможешь хладнокровно пристрелить меня, я знаю. — Она протянула к нему руки. — Позволь хотя бы помочь тебе уложить его…

— Не приближайся! — крикнул Браво. — Если ты двинешься с места, я выстрелю, уверяю тебя! — Он выдавливал из себя слова через силу, точно капли крови. На бледном, неподвижном лице застыла маска страдания.

— Хорошо, Браво, хорошо. Но ты должен знать — не я убила отца Мосто. Меня подставили…

— Я видел твой нож!

Дженни устало прикрыла веки. Что она могла ответить? Она до сих пор не знала, кто убил священника, да что там, не имела ни малейшего представления о том, кто это мог быть.

Она зря поддалась секундной слабости.

— Прочь отсюда! — крикнул Браво.

Открыв глаза, она подскочила, как от удара, такая ярость звучала в его голосе. Ей нужно было так много сказать, но, увидев выражение неистовой ненависти на его лице, она осеклась, слова примерзли к языку, превратились в каменные глыбы.

— Нужно было бы пристрелить тебя за то, что ты сделала!

— Он был предателем, Браво! Понимаю, тебе трудно это слышать, но Рюль был…

— Заткнись! — Он все еще обнимал уже мертвого дядю Тони, иначе точно вскочил бы и ударил ее, вложив все оставшиеся силы. Он жаждал увидеть, как она, пошатнувшись, падает на колени, раздавленная его гневом. Она должна была получить по заслугам за свое чудовищное предательство; но Браво не мог вот так просто убить человека.

Медленно, не сводя с нее глаз, он опустил тело Рюля на холодные камни пола, чувствуя мучительную, опустошающую тоску. Нет, он не должен поддаваться слепой ярости, несмотря на творившийся вокруг кошмар. Ради памяти отца. Он еще не потерял способность отличать добро от зла, даже в этом аду.

— Я ухожу, — с трудом заставив себя заговорить, холодным, бесцветным голосом произнес он. — И если ты попытаешься преследовать меня… если я увижу тебя еще хоть раз, я тебя убью. Ты поняла?

— Браво…

— Ты поняла?!

Бешеная злоба в его голосе пронзила ее насквозь, спутала все мысли.

— Да.

Она согласилась бы с чем угодно, только бы не слышать этой ненависти в его словах.

Нечеловеческим усилием она сдерживала слезы, пока фигура Браво не растворилась среди густых теней, тянувшихся к нему своими длинными щупальцами. Охваченная чувством невыносимого одиночества, ослепшая от закипавших на глазах слез, она рухнула на колени возле тела Паоло Цорци, оплакивая мертвого наставника.

Наши дни,