— Это что, очередной урок? — с вызовом спросил Браво. — Мне уже не десять лет, отец. Если ты не заметил.
— Нет, Браво, не урок. Вовсе не урок. Просто я пытался поделиться с тобой… как ты хотел.
Браво, прикусив губу, смотрел в сторону.
— Что я действительно хотел сказать, так это что мы с тобой, Браво… не вполне обычные люди. Мы в некотором роде белые вороны, аутсайдеры, думаю, можно сказать и так. Тем более трудно нам найти себя. Иногда я задаю себе вопрос: «Что я могу сделать, чтобы спастись?»
— Спастись? — Браво вскинул голову, ловя взглядом глаза отца. — В каком смысле? Спастись от чего?
— От гибели, Браво, от порока и гибели, — ответил Декстер. — Я не имею в виду спасение от того зла, что творилось во время крестовых походов, или во время войны в Освенциме и Бухенвальде, в Хиросиме, Анголе или Боснии… Жестокость людей по отношению к себе подобным ужасает, но сейчас я имею в виду другое. Зло, о котором я говорю, коренится в глубинах разума, не давая ему покоя. Лихорадка души… когда тебе кажется — ничто из того, чем ты владеешь, не в силах спасти тебя. Что я здесь делаю? — задаешь ты вопрос сам себе. В чем смысл моего существования?
Он покатал между ладоней массивный бокал, словно это была соломинка.
— И мы с тобой, Браво, не вполне те, кем сами себя считаем. Естественно задать вопрос «почему?» Ответ таков: потому что мы обладаем особыми возможностями. Не какой-то сверхчеловеческой силой, нет… Мы в некотором смысле артисты; но не «пустые люди», по меткому выражению Элиота, хотя это, возможно, первое, что приходит в голову. Как актеры или художники — как, наверное, все люди искусства — мы страстно желаем избавления, спасения от мирского зла; мы хотим возвыситься надо всем этим и вести за собой других, спасая их от самих себя…
Браво слушал отца как завороженный. Он понимал, он чувствовал всем своим существом, всей душой каждое слово Декстера; и то, что он услышал, глубоко тронуло его.
Декстер пожал плечами.
— Возможно, пока это звучит для тебя непривычно, но настанет день, и ты поймешь.
Я все прекрасно понимаю, мысленно сказал отцу Браво, и собрался было повторить это вслух, но тут Декстер посмотрел на наручные часы.
Нет, папа, нет… Только не это, ну пожалуйста…
— Прости, Браво, но мне нужно ехать в аэропорт. Боюсь, опять срочные дела. — Декстер выложил на столик два билета и контрамарку на роскошной тисненой бумаге. — Возьми с собой твою девушку… ту, о которой ты не хочешь мне рассказывать. Вот увидишь, ей понравится сидеть в президентской ложе.
Да провались она пропадом, президентская ложа… не оставляй меня снова, отец…
Катер несся вперед, оставляя за собой дорожку из мерцающих отблесков. Небо и море были окрашены оттенками черного и багряного. Плоские острова лагуны вытянулись в цепочку, словно символы гигантского шифра. Браво стоял возле дяди Тони, чувствуя, как вибрируют под ногами доски палубы, и смотрел вперед, в туманную даль древней лагуны. Венеция казалась ему городом отца. В воде отражались загадочные огни, язычками холодного пламени играя на блестящей, гладкой как стекло, чернильно-черной поверхности воды.
Браво вытащил из-за пояса «Сойер», тщетно пытаясь отогнать всплывающую в памяти картинку: дядя Тони вырывает оружие из его рук и направляет в упор на бесчувственного Цорци. Возможно, в Voire Dei подобный поступок считался правильным. Браво не знал.
— Не понимаю, — сказал он вслух. — Я ведь проверял пистолет, когда Цорци вернул мне. Все было в порядке.
Рюль бросил на него взгляд.
— Но ты ведь не стрелял? Курок не спускается до конца. Цорци, видно, испортил механизм, прежде чем отдать тебе оружие.
Браво был совершенно уверен, что «Сиг-Сойер» в полном порядке. Неожиданно ему снова почудился хруст льда, ломающегося под ногами… Только галлюцинаций и отголосков печального прошлого ему сейчас и не хватало. Браво сосредоточился на деле. Присев на скамью красного дерева, он принялся разбирать пистолет, аккуратно раскладывая детали на сиденье. Добравшись до спускового механизма, он обнаружил кое-что, ускользнувшее от его внимания при первом поверхностном осмотре.
— Вот видишь, — заметил Рюль.
Браво взял в руки небольшой комочек материи.
— Это не Цорци. Это оставил для меня мой отец. Правило номер один: разбери и собери оружие, прежде чем использовать его, отец всегда повторял это. У меня просто не было времени.
Рюль взглянул на то, что Браво держал в руках.
— Все, что я вижу, — комок старой ткани.
Читать дальше