Саймон Керник - Без пощады

— Вы не верите?

— Майк, Джон никогда не пошел бы на самоубийство. У него была дочь-подросток, в которой он души не чаял, и огромное чувство ответственности. Разве он оставил бы Рейчел? Кроме того, он иной по натуре. Вы сейчас скажете, что близкие самоубийц всегда так говорят. Но я проработала в полиции довольно долго и знаю, какие люди обычно накладывают на себя руки. Я бы заметила какие-нибудь признаки.

— Однако Джон постоянно над чем-то размышлял, — вставил Мо. — Можно ли допустить, что вы… — Он помедлил: когда этого требовала ситуация, Мо становился настоящим дипломатом. — Что вы видели симптомы, но не придали им значения?

— Он не вел себя как самоубийца. Джон был одержим этим делом и переживал, что ему связали руки. Убивать себя из-за этого он не стал бы. Точка.

Тина сделала еще глоток. Болт заметил, что ее руки дрожат.

Его осенила мысль.

— Что послужило непосредственной причиной смерти?

— Передозировка снотворного. Тоже очень странно, потому что снотворного он не принимал в принципе.

Мо и Болт переглянулись. От Тины это не ускользнуло, и она спросила, как умер Парнэм-Джонс.

— Между нами, наглотался снотворных таблеток. Дилантина.

Она глубоко вздохнула:

— Один в один.

— То есть Джон тоже умер от передозировки дилантина?

— Да. Именно так.

Болту пришла в голову еще одна мысль.

— А Джон оставил предсмертную записку?

Впервые за вечер на ее лице промелькнуло сомнение.

— Короткую, всего две строчки.

— Напечатанную или написанную от руки?

— Напечатанную.

— Он ее подписал?

Тина кивнула.

Поскольку предсмертное послание Парнэм-Джонса осталось без подписи, возбуждение Болта пошло на убыль.

— Подпись была подделана?

— Нет, — нехотя признала Тина, — я сама ее видела. Почерк вроде бы его. Но вот текст записки… — Она подыскивала нужную фразу. — Слова не его. Джон ни за что бы не написал: «Простите, жизнь стала для меня невыносимой». Его записка была бы длиннее. Он бы объяснил, почему пошел на это, и отдал бы какие-нибудь распоряжения насчет Рейчел или даже оставил бы ей отдельную записку. — Тина осеклась и пристально взглянула на детективов. — Что такое? Почему вы так странно на меня смотрите?

Возбуждение охватило Болта с новой силой.

— Вы помните точные слова записки? — спросил он с преувеличенным спокойствием.

Тина зажгла еще одну сигарету и перевела взгляд на стол, собираясь с мыслями.

— Я столько раз ее перечитывала, — проронила она наконец. — Да, я все помню. Как я уже сказала, она была совсем короткой. «Всем, кому я дорог. Простите, жизнь стала для меня невыносимой. У человеческих сил есть предел. С любовью…» И поставил официальную подпись, что опять-таки не в его духе. Он всегда подписывался просто: «Джон».

Болт и Мо дружно охнули. Формулировка до последнего слова совпадала с тем, что напечатал перед смертью на листе гербовой бумаги Парнэм-Джонс.

Я пристально глядел на Дэниелса, пытаясь понять, что им движет. Мы стояли на светофоре, лил сильный дождь.

— А с чего вы решили, что я помогу вам искать мою жену?

— А с того, — сказал он, повернувшись в мою сторону и буравя меня не менее пристальным взглядом, — что сейчас я единственный, кто верит в вашу непричастность. Весь мир против вас. Вы должны с благодарностью принимать любую помощь, и я готов ее оказать.

Я вздохнул и сделал глубокую затяжку. Зажегся зеленый свет, и мы тронулись с места. Вкус табака казался уже не таким противным, но я все равно не понимал, зачем подростком скуривал двадцать пять сигарет за день. За окном проплывали мокрые ночные улицы неизвестного мне района Лондона; мы словно ехали сквозь сюрреалистический кошмар.

— Кто такой Ленч? И с чего он взял, что занюханный клерк вроде меня может прятать нужную ему вещь?

— Ленч — наемный убийца. Мы точно установили его причастность к четырем убийствам и двум исчезновениям. А всего он мог приложить руку к смерти не менее двадцати человек.

— Господи… Почему же он до сих пор разгуливает на свободе?

Губы Дэниелса растянулись в тонкую, как ниточка, улыбку.

— До сих пор верите во всемогущество полиции? Как трогательно!

— А вы разве нет? Обалдеть!

Похоже, настал Судный день для всех моих предрассудков.

— Да, у нас есть сведения, — продолжал он, пропустив мимо ушей колкость, — но проблема в том, что Ленч осторожен. Он не оставляет следов, а иногда даже и трупов и работает только с теми людьми, в которых совершенно уверен. Они сами так глубоко в этом завязли, что никогда не выступят в суде против него. Если честно, нам даже его настоящее имя неизвестно. Вот почему понадобилось внедрить в банду человека, чтобы тот нашел улики против Ленча изнутри.