Торкиль Дамхауг - Взгляд Медузы

Он услышал, как кто-то прошмыгнул в туалет, потом по коридору прошлепали босые ноги. На кухню всунулась голова Марлен.

— Ну и соня, — пожурил он ее, откладывая газету в сторону, — день-то давно начался.

Она стояла в дверях, щуря глазки, в розовенькой ночнушке с крокодилом на груди.

— Вечно ты хвастаешься тем, что так рано встаешь.

Он засмеялся:

— Будешь яйцо с булочкой или мюсли?

Марлен выпятила губку, села за стол и задумалась.

— Яйцо, — решила она.

Он намазал кусок булки тресковой икрой из тюбика, повернулся к ней и жестом фокусника извлек у нее из уха яйцо.

Дочь отпрянула, хмуро уставясь в окно; деревья за стеклом все еще окутывала серая дымка.

— Не с той ноги встала? — выдвинул он версию.

Она обернулась к нему, снисходительно вздохнула:

— Папа, у каждого есть право быть не в настроении по утрам. Полчаса, по крайней мере.

— Несомненно, — согласился он. — Это, пожалуй, относится к правам человека.

— А что было раньше — курица или яйцо? — спросила она.

— Яйцо?

— Неправильно. Бог ведь не откладывает яйца.

Аксель приоткрыл дверь в спальню Тома, удивился: сын все-таки ночевал дома. Его было едва видно в темноте; он тяжело дышал, закутавшись в одеяло и отвернувшись лицом к стене Воздух в комнате был спертый и отдавал дымом. Аксель взял со спинки стула небрежно брошенную рубашку, принюхался. Он не раз видел, как некоторые из ребят, с которыми обычно тусовался сын, сидели на полянке позади торгового центра с сигаретой, но Том утверждал, что не занимается «ничем таким». Аксель открыл окно, постоял возле постели сына, решил дать парнишке поспать еще.

А сам пока поднялся на чердак. Он и так уж слишком долго оттягивал разборку сваленных там вещей. Он разложил по кучкам спортивное снаряжение, из которого выросли дети, и одежду, которую он больше не носит. Эти костюмы и рубашки самому ему казались вполне еще приличными, но Бия забраковала как старомодные и запрещала ему надевать. За долгие годы Армия спасения неплохо заработала на ее эстетической привередливости.

В самом дальнем углу чердака, за пустыми чемоданами и тюками с зимней одеждой, стоял старый шкафчик красного дерева. Ключ от него висел на крючке под потолком. Впервые за несколько лет он воспользовался этим ключом. На двух верхних полках были сложены те немногие вещи, которые остались у него от отца. Форменная фуражка. Воинские регалии. Два пистолета — испанский, бывший в ходу во время гражданской войны, и люгер, конфискованный у немцев, разоруженных в последние дни перед капитуляцией.

Была еще коробка с кипой писем — Торстейн Гленне получил их от друзей, вместе с которыми он сидел в концлагере Грини. Он читал их все Акселю. Несколько раз и Бреде тоже, но главным образом Акселю, чтобы тот знал, что «свобода дается не даром». Вместе с письмами в коробке хранились и карты.

Летними вечерами, после того как полковник Гленне вдоволь насидится перед печкой на террасе со своим виски и своими солеными палочками, удавалось, бывало, уговорить его подняться сюда и достать из коробки эти карты, на которых были обозначены тайные маршруты и укрытия. «Этого я вам, ребята, не должен был бы показывать», — ворчал он, хотя с тех пор, как немцы капитулировали, прошло уже двадцать пять лет. — «Я могу случайно выболтать вещи, которые я жизнью поклялся никогда не выдавать». Но все же он без лишних экивоков описывал домики в приграничных краях, где они прятались после диверсий. После того как они взрывали фабрики, перерезали телефонные провода, помогали перебираться в Швецию беженцам. Это могли быть еврейские дети, раскрытые участники Сопротивления, да и просто чудаки, которые вдруг впадали в панику и спешили убраться, хотя немцы вовсе и не охотились за ними. Отец обозначал крестиками места сбора, пунктирными линиями рисовал на картах маршруты перехода границы, обводил в кружок потайные укрытия и явки. А потом Аксель и Бреде играли, будто они беженцы и проводники через границу или что они борцы Сопротивления, устраивающие смертельно опасные акции саботажа. Они останавливали «Блюхера» в Дрёбакском проливе и охотились за «Бисмарком» и «Тирпицем» в узких фьордах. Но больше всего им нравилось взрывать завод по производству тяжелой воды в Веморке. Им удавалось поджечь фитиль в самый последний момент, как раз перед тем, как Гитлеру оставалось совсем немного для создания атомной бомбы: ему не хватало только нескольких литров этой воды. Братья Гленне все ему испортили. Гитлер бушевал, он ненавидел их больше всех на свете и отправил в Норвегию самых страшных эсэсовцев, чтобы их схватить. Тогда близнецы бежали в лес и прятались в тех укрытиях, о которых рассказал им отец. Они перебегали из одного в другое, а за ними по пятам гнались патрули с собаками, так близко, что им слышны были собачий лай и отдаваемые на немецком, самом ужасном из всех языков, команды. Но если одного из них и удавалось схватить, то второй всегда ускользал, потому что оба они поклялись скорее погибнуть, чем выдать брата.