— Что? Да. А вы кто?
Он говорил с акцентом, но каким именно, Микки не понял.
Он показал удостоверение и представился.
— Можно вас на пару слов?
Мужчина занервничал еще больше. Микки почувствовал, как ему хочется просто отогнать надоедливого копа, как комара, но не сдвинулся с места. Пусть попробует.
И эта тактика сработала. Балхунас обреченно вздохнул.
— Ладно, проходите. Но у меня очень много дел.
— Я не отниму у вас много времени.
Балхунас вошел в здание, Микки последовал за ним. Когда машина тронулась, он обернулся — и застыл на месте.
В машине был еще один пассажир. Он пригнулся, но было уже слишком поздно: Микки его заметил. И узнал.
Это был мужчина из той юридической конторы. Тот самый, которого он не мог вспомнить.
Внутри у Микки разлился холод. Что-то тут не то! Он еще не знал, в чем дело, но картина вырисовывалась не из отрадных.
Он поспешил за Балхунасом.
ГЛАВА 33
Анни никак не могла собраться. Она уже битый час сидела у входа в палату и ждала. Ожидание не было ее сильной стороной и в лучшие времена, а эти времена вряд ли кто-нибудь назвал бы лучшими.
Она чувствовала, что ей это не под силу, поэтому и позвала сюда Марину. Но вот Марина ушла, и ее место заняла детский психолог, которую пригласила доктор Уба. Дженни Свон производила приятное впечатление: средних лет, крашеная блондинка, в теле, симпатичная. В молодости, наверное, была писаной красавицей, сейчас же сошла бы за молодящуюся бабушку.
Анни примерно объяснила ей ситуацию, отметив, что расследование только началось и мальчик требует особого ухода.
Дженни Свон выслушала ее, время от времени одобрительно кивая, и задала все полагающиеся вопросы.
— Думаю, лучше мне работать с ним наедине.
— Хорошо. — Анни даже не скрывала облегчения.
И Дженни Свон вошла в палату с улыбкой, чтобы мальчик сразу увидел в ней друга и не волновался.
Дверь закрылась, и Анни осталась одна. Ждать.
Пока Марина пыталась разговорить мальчика, Анни чувствовала себя не в своей тарелке. Ее учили, как работать с детьми, перенесшими стресс: это входило в ее обязанности как агента сыскной полиции. Но этот мальчик представлял собой чрезвычайно тяжелый случай. Он словно источал какое-то химическое средство для отпугивания лично ее.
Ни один из проверенных трюков не сработал. Она не могла найти общего языка с этим ребенком. Не за что было зацепиться.
Она ничем не могла его увлечь, он словно принадлежал к иному племени. Или даже расе. Или вообще виду.
Он навевал на нее жуть. Стыдно в этом признаваться, но так оно и было.
Анни знала, как обычно ведут себя дети, которых взрослые подвергали насилию. Ей часто приходилось иметь с ними дело. Это не были кроткие агнцы, которых все видят на страницах желтой прессы; нет, это были разбитые, изувеченные люди, и ущерб, нанесенный их психике, зачастую бывал непоправим. Некоторым, конечно, удавалось помочь, но большинство продолжало свой путь по проторенной дорожке: из дома родителей, исчадий ада, в колонию для несовершеннолетних, а оттуда уже в настоящую тюрьму. И на каждом этапе их преступления становились все безжалостнее, давая выход злости и раздражению, которые копились в них годами. Все они мстили за то, что им пришлось пережить.
Но этот мальчик… С ним ситуация была другая. Насколько она поняла, он не был похож на остальных детей, ставших жертвами насилия.
Дверь отворилась, и из палаты вышла Дженни Свон.
— Как он? — спросила, встав со стула, Анни.
Выражение лица психолога не сулило ничего хорошего.
— Не очень… Он уже немного успокоился и даже пытается как-то общаться. Думаю, ваша коллега помогла ему открыться.
— Он вам что-нибудь сказал? Что-нибудь существенное?
Вопрос этот явно ее огорчил: конфликт интересов представал во всей красе.
— Я… Рано еще делать выводы. Думаю, пока что ничего «существенного» он не сказал.
— Он сегодня говорил о своей матери.
— Да, он снова о ней вспоминал. Он переживает за нее.
— А он никак не описывал ее? Не говорил, где она может быть?
— В саду, говорит. Она в саду.
Анни кивнула. Марина добилась ровно того же.
— Спасибо вам, Дженни.
Анни глянула на часы. Скоро уже должен прийти ее сменщик на ночь.
— И еще кое-что, чуть не забыла.
Она замерла.
— Не знаю, где этого мальчика держали, но несомненно, что он долгое время пробыл в изоляции. И мне не нужно ждать результатов экспертизы, чтобы сказать: его заставляли делать то, чего он делать не хотел.
Читать дальше