Элли узнала Леона Симански по фотографии из его досье, хотя на том снимке он был едва ли старше девушки, только что покинувшей его дом. Мужчина, стоявший перед ней сейчас, был худее, с редкими поседевшими волосами и бакенбардами. На его лице явно обозначились морщины, а кожа начала обвисать. Но у него был все тот же широкий нос и глубоко посаженные глаза, как и двадцать лет назад, когда он был арестован за сексуальное преступление.
— Леон Симански? — осведомилась она.
— Совершенно верно.
— Полицейское управление Нью-Йорка. Надо поговорить, если вы не против.
— О чем это?
— Тут холодно, сэр. Можно мы войдем?
Симански открыл сетчатую дверь и отступил, пропуская их. Гостиная была маленькой, с красным кирпичным камином и потертой мебелью. На каминной полке Элли заметила две небольшие рамки с фотографиями, но с такого расстояния не смогла разобрать, кто на снимках.
— Вы работаете в клубе «Пульс»?
Симански кивнул и спросил:
— Там еще что-то стряслось?
— Нет, сэр. Мы расследуем убийство девушки, которая была у вас в клубе, Челси Харт.
Он снова кивнул.
— По-видимому, вы что-то говорили об этом, — сказал Роган.
— Конечно. Один из завсегдатаев убивает клиентку. Об этом болтают все.
— Но только вы, похоже, знаете об этом больше, чем положено техническому работнику.
— Ничего я не знаю. Только то, что другие говорят.
— Проблема в том, — пояснила Элли, — что один из этих других сказал, что вы можете сообщить нам кое-что не известное широкой публике. Вот нам и нужно проверить это заявление.
— Заявление? Против меня? Но я ничего не знаю. — Симански упорно разглядывал ветхий ковер у себя под ногами.
— Вы рассказывали одному из сослуживцев, что убийца Челси Харт оставил у себя какой-то сувенир?
— Типа обычной нью-йоркской безделушки?
— Нет, я думаю, вы понимаете, что я имею в виду. Сувенир. Говорили вы кому-нибудь на работе, что тот, кто убил Челси Харт, забрал у нее что-то? Потому что именно так мы и поняли ваши слова: «забрал у нее кое-что». Так что он у нее забрал?
Симански нервно рассмеялся и почесал лысеющую голову.
— Это что, загадка какая-то? Я не понимаю, о чем вы.
— Это нетрудно. Начнем вот с чего. Вы что-нибудь в этом роде говорили?
Роган взглянул на Элли, словно говоря: «Я тебя предупреждал». Он считал Родригеса лжецом и предвкушал победу в споре.
— Нет. Да я вообще об этом деле не говорил. Может, еще кто-то. А я слушал.
— Значит, если кто-то пришел к нам, утверждая, что слышал от вас эти слова, вы сказали бы, что это ложь?
— Да. — Его взгляд снова уперся в пол. — Или… Не знаю, может, ослышались.
— А если я скажу, что у меня есть запись этих слов? — спросила Элли. — Она вытащила из сумки цифровой диктофон, которым пользовалась для записи свидетельских показаний. — Знаете, во многих навороченных устройствах есть встроенный микрофон.
— Возможно. Может, это я и сказал. Не знаю. Может, я повторил слова, которые от кого-то услышал.
— Скажите нам, Леон, от кого вы это слышали, и мы уйдем от вас и пойдем к нему. Мы подтвердим, что он сказал вам эти слова, и займемся своими делами.
— Не помню. Я даже имена не всех сотрудников знаю. Они все на одно лицо.
— Что он забралу нее? — повторила Элли. — Скажите нам, что он у нее взял?
Она в упор глядела на Симански, зная, что Роган тоже не спускает с него глаз, поскольку был, как и она, полицейским. Напарники доверяли своему чутью. Считали, что реакция подозреваемого под нажимом может сообщить хорошему полицейскому — его внутреннему чутью, что самое важное, — больше, чем все эти проклятые вещественные доказательства.
А поскольку они с Роганом были из одного теста, Элли знала, что он сейчас видит то же, что она. Нервное сглатывание. Бегающие глаза. Это не просто волнение. Это утрата иллюзий, осознание. Перед ними был человек, столкнувшийся с новой реальностью.
Он влип. И он знал, что полицейские это знают.
— Я предлагаю вот что, — сказала Элли. — Позвольте-ка нам быстренько осмотреть дом и убедиться, что тут нет ничего, принадлежавшего Челси Харт. Тогда, я думаю, мы успокоимся, сможем вернуться в прокуратуру и отчитаться, что выполнили все их требования. Как вам такое предложение?
— Если вы обыщете мой дом?
— Просто оглядимся. — «Оглядимся» звучит не так страшно, как «обыщем». — Вы же не возражаете, верно?
— Нет-нет, полиции я возражать не стану.
— Хорошо. Можно попросить вас побыть здесь, пока мы этим займемся? Мы можем вам доверять, вы ведь не сбежите? — Элли улыбнулась: уж больно нелепой была эта мысль.
Читать дальше