Миккель Биркегор - Через мой труп

Подхватив ее на руки, я выбежал из дома. В случае надобности я бы мог и сам отнести ее в Королевскую больницу, [40] Королевская больница — старейшая больница Копенгагена, основанная в 1757 году. расположенную в двух километрах отсюда, однако у нашего соседа Кая имелась машина, и днем он, как правило, сидел дома. К счастью, в тот день он также оказался на месте и отвез нас в больницу на заднем сиденье своего старенького «сааба». По дороге мне казалось, что Ироника становится все бледнее и бледнее, несмотря на то что я изо всех сил зажимал рану. Ее плач превратился в тихое всхлипывание, глаза закрывались сами собой.

Помню, единственной моей мыслью в тот момент было: «Господи, что же я натворил?!»

По приезде мы сразу же направились в травмпункт, где мужчины в белых халатах отобрали у меня Иронику и отвезли прямиком на операционный стол. Я позвонил жене на работу и рассказал о том, что произошло. На другом конце телефонного провода повисло гробовое молчание, в трубке не было слышно ни звука — даже дыхания Лины. Когда она наконец заговорила и сказала, что едет, голос ее дрожал.

Мне показалось, что прошло несколько дней, хотя минуло не больше получаса, прежде чем Иронику вновь вывезли из операционной. Меня заверили, что с ней все будет хорошо: ей сделали переливание крови и зашили поврежденные вены.

Лины все еще не было, и я в одиночестве сидел у кровати спящей Ироники. Ужасно было видеть ее маленькое тельце, лежащее на огромной больничной кровати, однако при этом сама она выглядела такой спокойной и умиротворенной, будто весь этот шум, поднявшийся вокруг нее, нисколько ее не касался. Когда Лина наконец приехала, то, не удостоив меня даже взглядом, сразу бросилась к кровати и взяла Иронику за руку. Я протянул ей бумажную салфетку, она, по-прежнему не глядя на меня, взяла ее и высморкалась.

Когда же жена в конце концов заговорила, в ее голосе звучал с трудом сдерживаемый гнев.

— Где был ты? Почему не смотрел за ней? Почему она вообще оказалась не в детском саду?..

Вопросы сыпались на меня один за другим, так что я не успевал отвечать на те, где недостаточно было ограничиться простыми «да» или «нет». Я обнял жену и притянул к себе. Поначалу она пыталась сопротивляться, затем обмякла, сама обняла меня и начала всхлипывать. Я тоже не смог дольше сдерживать слезы.

Лина осталась с Ироникой, а я отправился домой — уходя, я в спешке даже не запер дверь, не говоря уже о том, чтобы прикрыть окна. Я все еще ощущал всплеск адреналина. Мысль о том, какой страшной бедой все это могло обернуться, не давала мне покоя. В то же время я чувствовал себя счастливейшим человеком на свете. Пытаясь хоть немного привести в порядок нервы, я занялся работой по хозяйству, которую с утра наметил на сегодняшний день. Я постирал, убрал на кухне: тщательно оттер с пола кровавое пятно, подобрал, вымыл и положил обратно в ящик разбросанные приборы. Заляпанные кровью колготки Ироники предпочел выкинуть. Я попросту не мог допустить, чтобы они когда-нибудь попались мне или кому-либо еще на глаза, напомнив о сегодняшнем происшествии, и поэтому вынес их в мусорный бак у дороги. Когда все это было сделано, единственным следом несчастья осталась зарубка на полу кухни в том месте, куда, предварительно пронзив бедро моей дочери, вонзился разделочный нож.

Когда больше не осталось никаких дел, которыми можно было бы занять свои мысли, я вернулся в больницу и сменил Лину.

По ее виду было понятно, что она за это время успела все хорошенько обдумать. Когда я вошел в палату, взгляд, которым она смерила меня, был задумчивым и изучающим. Мне пришлось пересказывать ей все заново: где я был, когда все это произошло, что именно привело к несчастью, как мы добрались до больницы… Наконец вопросы иссякли, однако я видел — что-то продолжает ее угнетать. Какая-то мысль, которую она не может или же не решается сформулировать.

Когда Ироника очнулась, она чувствовала себя неплохо. Несмотря на то что ее словарный запас был еще довольно ограничен, мы смогли понять, что она в точности не помнит, что с ней случилось. Когда я кое-что ей рассказал, она припомнила, что была на кухне, однако так и не смогла сообразить, почему вдруг оказалась в больничной палате. Тем не менее дочка здесь быстро освоилась. Мы же, как могли, развлекали ее, кормили конфетами и рассказывали разные истории. Кто-нибудь один из нас постоянно был рядом с ней.

Через день нам разрешили забрать ее домой.