Миккель Биркегор - Через мой труп

К своей величайшей досаде, достав фотографию, я не удосужился обратить внимания на то, на какой именно странице она была вложена в роман. Вполне возможно, что это не имело ровным счетом никакого значения, однако я клял себя за эту непредусмотрительность. Насколько я помнил, она лежала где-то во второй части книги, что вполне могло соответствовать сцене убийства Кит Хансен. Тем не менее полной уверенности в этом у меня не было.

Безрезультатно перелистав текст романа, я снова занялся конвертом. Я крутил его и так и этак, обнюхивал, заглядывал внутрь и засовывал в него руку, пытаясь нащупать что-нибудь в углах, однако все это было тщетно. Нигде не было ничего, что могло бы дать хоть какую-то информацию о личности отправителя. Мое имя было напечатано на белой этикетке, приклеенной к конверту чуть косо, как будто в спешке или же просто небрежно.

Под конец, так ничего и не добившись, я откинулся на спинку кресла и посмотрел на журнальный стол и три предмета на нем: конверт, книгу и фотографию. Они напоминали картинки инструкции по сборке, составленной в обратной последовательности.

Быть может, это Вернер решил поиздеваться? Видимо, докопался до истинного характера моих взаимоотношений с Моной и задумал проучить меня, разыграв подобный номер. При желании ему было сравнительно легко добыть снимок на квартире у Моны Вайс, а вот где он взял роман — этого я понять не мог. Ведь тот экземпляр, который я подарил ему, был с моей дарственной надписью. Хотя у него существовали связи повсюду.

Было бы весьма заманчиво думать, что разгадка действительно такова, однако мне не хотелось обманывать самого себя. У Вернера просто не хватило бы мозгов проделать такой финт. Ввиду этого моя прежняя версия по поводу отвергнутого поклонника вновь обретала силу, и хорошее настроение, возникшее было под влиянием того, что все удастся объяснить вмешательством Вернера, сменилось нарастающей тревогой.

Постепенно я почувствовал, что меня начинает подташнивать — не до рвотных позывов, а так, слегка. Мне никак не удавалось набрать воздуха в легкие, какой бы глубокий вздох я ни пытался сделать. В кончиках пальцев появилось неприятное покалывание, ноги, казалось, заржавели и отказывались слушаться. Единственное, что мне оставалось, это продолжать сидеть, созерцая разложенные на столике предметы. Однако, сколько бы я ни всматривался в них, ничего нового они мне не говорили.

Свет тем временем становился все более тусклым, и под конец я оказался в кромешной темноте.

Внезапно я вспомнил об уговоре с Вернером и взглянул на часы. До назначенной с ним в ресторане гостиницы встречи оставалось полчаса. Сделав над собой усилие, я заставил себя принять душ и сменить одежду. Привычные движения немного меня успокоили, однако руки все еще подрагивали, когда я вкладывал в конверт фотографию и книгу. Конверт я захватил с собой и спустился на первый этаж.

В ресторане были заняты около половины из двадцати столиков. Судя по долетающим до моих ушей обрывкам разговоров, большинство посетителей составляли супружеские пары из Америки. Я оказался единственным, кто пребывал в гордом одиночестве. Меня никогда не смущал тот факт, что часто разделить трапезу мне было не с кем. Как правило, у меня всегда с собой блокнот, так что я нисколько не скучаю.

Я заказал двойную порцию виски — двенадцатилетнего «Bowmore». У Вернера никогда не было привычки утруждать себя строгим соблюдением временных договоренностей, так что я приготовился к ожиданию.

С Вернером я познакомился благодаря Лине. Мы оказались с ним соседями по столу во время празднования золотой свадьбы кем-то из ее родственников. Мне с самого начала не хотелось идти туда, и ничего, кроме уныния, я не испытывал. Однако, когда выяснилось, что сидящий рядом со мной человек работает в полиции, настроение мое мигом исправилось. В то время он являлся обладателем еще довольно небольшого брюшка и гривы черных волос, однако уже тогда у него были вполне явно выраженный двойной подбородок и огромный нос, которые в сочетании с маленькими, глубоко посаженными глазками делали его внешность непривлекательной. Тем не менее это не мешало ему держаться за столом весьма раскованно, то и дело прерывая беседу оглушительными сентенциями, сводившимися, как правило, к хвастовству и пустой похвальбе. Мы проболтали с ним большую часть обеда, и в конце концов Вернер дал себя уговорить на некоего рода сотрудничество: он согласился оказывать мне посильную помощь в моих творческих изысканиях, а я взамен обязался время от времени угощать его обедом.