Джо Лансдейл: У края темных вод

— Я куплю корову, и, когда куплю, ты будешь ее доить. Будешь делать всякую работу, какую я делал.

— Жду не дождусь, — отвечала я и на том заткнулась. Судя по тому, как он дернул головой и как он вертел в руках фляжку со своим пойлом, настала пора вести себя потише, а то как бы фляжка не полетела мне в голову, а за ней и папаша с кулаками наскочит. Так что я сидела и молчала в тряпочку, несла ночное бдение, предоставив папаше накачиваться своим пойлом.

Луна поднялась высоко, ночь тяжким камнем легла на берег, и тут мы наконец увидели на холме свет, и свет продолжал продвигаться в нашу сторону по дорожке, что вела через густые заросли напрямик к реке. Послышался и рокот грузовика, скрип шин по дороге, треск веток, которые давил и тащил за собой грузовик.

Едва съехав с горы, еще вдалеке от берега, грузовик остановился. Я слышала в ночной тишине, как констебль Сай Хиггинс притормозил и вылез, не заглушив мотор. Он спускался из грузовика медленно, словно боялся упасть с высокого дерева. Из другой дверцы проворно выскочил Терри и побежал ко мне. Приблизившись так, чтобы мужчины не могли нас услышать, он сказал:

— Он пьян. Я вытащил его из кровати, он не хотел сюда ехать. Сказал, проще было бы столкнуть ее обратно в воду.

— Вот тебе и правосудие, — откликнулась я. — Сюда еще священника и мэра, и выйдет куча вонюча.

Констебль Сай спустился с холма, освещая перед собой путь фонарем, хотя фары грузовика полыхали так, что хоть нитку в иголку вдевай. Полицейский направился не к берегу, а к костру, брюхо его подпрыгивало перед ним, будто приветствующий хозяина пес. Папаша, слегка покачнувшись, поднялся ему навстречу. Свидание двух пьяниц.

— Где она? — осведомился Хиггинс, сдвигая шляпу со лба. Показалось суровое лицо с повязкой на глазу. Тени легли так, что за повязкой мерещился провал, бесконечный тоннель. Ходили слухи, что глаз ему выцарапала чернокожая женщина, которую он пытался изнасиловать. А еще говорили, будто кобура его револьвера сделана из кожи индейца, дескать, родственники индейского воина передали ему этот трофей. Скорее всего, пустая болтовня.

Констебль Сай не удосужился даже поглядеть по сторонам и высмотреть тело Мэй Линн. Мы же не прятали ее в лесу, завернув в ковер. Одного здорового глаза хватило бы, чтобы ее заметить. Пожалуй, и слепец не прошел бы мимо.

Папаша проводил констебля к телу; мы с Терри наблюдали за ними. Констебль Сай посветил фонарем на труп, на валявшуюся поблизости швейную машинку и буркнул:

— Ей уже больше не поливать землю мочой, но машинку, думается, можно починить.

И они оба премерзко захихикали.

— Она была хорошая, — вступилась я. — Она ничего плохого не сделала, а ее убили. Не сама же она это сделала — кто-то над ней это сотворил. И не над чем тут смеяться.

Констебль ослепил меня своим фонарем:

— Малышка, пора бы знать: дети молчат, пока их не спрашивают.

— Учу ее, учу, — подхватил папаша.

— Я не малышка, — огрызнулась я, опуская голову и скашивая глаза, чтоб не ослепнуть от яркого света. — Мне уже шестнадцать.

— Ну-ну, — проворчал констебль, водя лучом фонаря вдоль всей моей фигуры, от лба до пальцев ног. — Ты и впрямь уже не та малышка, что мне помнилась.

Не знаю, как это объяснить, но луч фонаря, которым он обводил линии моего тела, был ничуть не лучше горячего желтого языка — мне прям дурно от этого стало.

— Вы бы с подружкой присели вон там, чтоб не мешаться под ногами, — посоветовал мне папаша.

Услышав, как Терри обозвали «подружкой», констебль Сай захихикал, а папаше только того и надо — я видела, как он приосанился, выпятил грудь. Хлебом не корми — дай унизить человека. Что может быть приятнее? Разве что стукнуть дочь по затылку в тот момент, когда она вовсе не ожидает заподлянки. Мы с Терри, покорно вздыхая, отошли и сели у костра. Констебль Сай вернулся к грузовику, вытащил оттуда старое одеяло, и они с папашей прямо ботинками закатили, вроде как запинали бедную Мэй Линн в одеяло, завернули и оттащили в грузовик. Шваркнули ее туда с таким стуком, словно кто-то бросил на плоский камень большую дохлую рыбину.

— Мог и сам это сделать, — сказал констебль Сай папаше. — Привез бы ее в город, а утром мы бы ее осмотрели.

— Пусть лучше твой грузовик провоняет, чем мой, — разумно возразил папаша.

Мамы у Мэй Линн давно уже не было — утопилась в реке Сабин. Спустилась к воде постирать бельишко, а вместо стирки намотала рубашку себе на голову и вошла в воду — шла, пока ее с головой не накрыло. Вынырнула уже неживая, а рубашка так и оставалась у нее на лице.