Аллан Фолсом - Завет Макиавелли

Как завороженная, Деми смотрела на быка, безмятежного посреди бушующих языков пламени. Не чувствует он жара, не видит огня или ему уже безразлично?

— Это не магия и не цирковой фокус, — раздался мягкий голос за спиной.

Резко повернувшись, Деми оказалась лицом к лицу с Лючианой.

— Животное странствует в духовном мире. Никакой боли, только радость, — улыбнулась Лючиана ободряюще. — Подойдите поближе, чтобы удобнее было снимать. Вы ведь здесь для этого?

— Да, конечно.

— Тогда не стесняйтесь. Сохраните это для вечности. Особенно взгляд. Мир и счастье в глазах любой твари, вступившей на путь. Подойдите, увидите сами.

Кивнув в ответ на приглашающий жест Лючианы, Деми прошла сквозь кольцо монахов к быку в огне. В это самое время немолодая женщина положила букетик весенних цветов у копыт и произнесла краткую молитву на том же непонятном языке.

Деми сначала взяла цифровую камеру, сразу передававшую снимок на сайт в Париже. Начав с общего плана, она постепенно перевела объектив на максимальное приближение. Бычья голова заполнила кадр; контуры слегка дрожали в потоках горячего воздуха. Недавние слова Лючианы всплыли в сознании: «Сохраните это для вечности. Особенно взгляд. Мир и счастье в глазах любой твари, вступившей на путь. Подойдите, увидите сами».

Лючиана не обманула. В глазах быка действительно читались мир, безмятежность и радость. Если, конечно, животные вообще могут испытывать радость в человеческом понимании этого слова.

Внезапно языки пламени взметнулись, скрыв на мгновение огромное животное. Деми отступила на шаг, а бык рухнул в огонь, поднимая в ночное небо гигантские снопы искр. Монахи тут же прекратили петь; наступила тишина. Люди в амфитеатре склонили головы.

Великий путь начался.

22.24

Мартен и президент Харрис торопились вперед, то и дело переходя на бег, но ступая только на шпалы монорельса, чтобы не оставлять следов на полу. Добрых тридцать лет разницы в возрасте больше не имели значения: оба едва держались на ногах, обливаясь потом. Сознание того, что с минуты на минуту преследователи найдут один из воздуховодов, отнимало последние силы.

Оставалась лишь надежда успеть. Добежать до конца туннеля и найти выход, которым пользовался Фокс, раньше тех, кто дышит им в затылок. Он ведь как-то загружал свои аквариумы?.. К надежде, правда, примешивалось сомнение: что, если дело седого доктора еще не погибло окончательно и у выхода есть охрана? Или кто-то из его команды? Убийственная мысль, но сейчас уже не важно. У них осталась одна дорога: прямо вперед.

22.27

Советник по национальной безопасности Маршалл работал на ноутбуке в кормовой части грузового отсека большого вертолета, когда боковая дверь сдвинулась в сторону и внутрь забрался промокший насквозь Джейк Лоу. В кабине клевали носом пилоты, а медики у них за спиной играли в карты. Интерком трещал, воспроизводя переговоры Билла Стрейта с людьми под землей.

— Мне надо с тобой поговорить, — объявил Джим Лоу, подойдя вплотную к советнику. — Наедине.

Через тридцать секунд они стояли в темноте под дождем, покинув тепло и сухость освещенного грузового отсека. Пока Маршалл поднимал капюшон куртки, Лоу озаботился прикрыть за собой дверь.

— Государственная измена, вот как это называется, — объявил Джейк Лоу, тыча пальцем в сторону гор, выступавших из тьмы при свете молний. В голосе его чувствовался страх. — Выйдет он живым из туннеля и начнет рассказывать. А люди ему поверят. Хэп это самое и говорил: что будет, когда он объявится? Совсем недавно говорил… Кстати, что с ним стало на самом деле? Точно ли его застрелили? А если он жив, и не просто жив, а принимает участие в игре? Если он знает больше нас и не бездействует?

Маршалл присмотрелся к Лоу внимательнее. Ломается человек. Момент наступил.

— Давай пройдемся. — Маршалл зашагал в сторону, навстречу дождю, туда, куда не доставали огни вертолета. — Джейк, ты переутомился.

«У тебя уже крыша едет», — хотел он сказать, но придержал язык.

— Мы все переутомились. Говори что хочешь, но варшавскую операцию надо отменять немедленно. Пока она не развернулась без нашего участия. А тогда — тогда он может являться миру где угодно. Может предупреждать хоть немцев, хоть французов о наших планах — тем лучше. Когда ничего не случится, он предстанет безумцем, как и планировалось. Зато если покушения на глав государств состоятся, что будет с нами? Виселица в лучшем случае, для каждого из нас. Не только за государственную измену, кстати. Если выяснится, чем занимался Фокс, потянутся ниточки. Военные преступления, второй Нюрнбергский процесс: медицинские эксперименты на людях. Заговор и преступления против человечества!