Аллан Фолсом - Завет Макиавелли

На ходу он смотрел себе под ноги, опуская голову. Когда Виктор застрелил в Вашингтоне человека в куртке «Нью-Йорк янкиз», Ричард подобрал его сразу, отвез в аэропорт и посадил на самолет раньше, чем история попала в печать. Здесь все не так; кто угодно может узнать его в любую секунду. Очень хотелось, чтобы поскорее подали поезд. Занять бы свое место — там на него, по крайней мере, не будет смотреть весь вокзал.

Войдя в небольшой ресторанчик прямо на платформе, Виктор сел на свободный табурет у стойки, не выпуская из руки сумку.

— Кофе, — сказал он бармену. — Черный кофе.

— Cafe noir?

— Cafe noir, — кивнул Виктор.

Церковь в горе. 20.20

Не менее шести десятков монахов торжественно проходили друг за другом, склонив головы и распевая псалмы, под сводами, где огоньки свечей горели, как звезды, во внутреннее святилище. Деми снимала, не отставая от чинной процессии. Снимала сперва цифровым «Кэноном», потом пленочным «Никоном», потом снова «Кэноном». Каждый кадр, снятый цифровой камерой, немедленно и незаметно уходил на сайт в Париже через смартфон, спрятанный под длинным алым платьем. Тем самым, которое ей принесла Кристина.

Голоса монахов отражались от каменных сводов; простая мелодия лилась торжественно и смиренно, как и подобает молитве. Деми приняла язык псалма за итальянский — язык могильных плит под ногами, но скоро убедилась, что это не так. Это был даже не испанский: Деми таких слов никогда не приходилось слышать.

Обойдя церковь дважды, монахи прошли через высокий портал в древний каменный амфитеатр по соседству. Здесь псалом повторился дважды и дважды снова, пока монахи становились полукругом в свете трех больших огней, расположенных симметрично по окружности массивного каменного цилиндра. Цилиндрический постамент находился в центре амфитеатра; на нем был выбит знак Альдебарана: симметричный крест с четырьмя кругами на концах.

Деми перешла поближе к амфитеатру, стараясь не выделяться. Зрителей хватало — человек двести, не меньше: мужчины, женщины, старики, и даже младенцы на руках матерей. Все были в длинном и алом, как Деми.

За огнями открывалась далекая перспектива — сквозь каменные коридоры видна была даже долина, по которой пролегала дорога в святилище. Если утром землю покрывала тонкая дымка, то сейчас в долине клубился густой туман; из него поднимались горные пики, стоявшие на страже пещерного храма. Над каменными зубцами и темнеющими облаками карабкалась в небо полная луна.

Псалом оборвался, и наступила долгая тишина. Наконец в темноте за спинами монахов зазвучал сильный мужской голос, глубокий и мелодичный. Речь казалась воззванием к языческим богам на том же языке, на каком пели монахи.

Зрители хором повторяли каждую фразу.

Голос некоторое время доносился из темноты, потом в центр каменного круга, заключенного меж трех огней, вступила фигура в мантии и капюшоне. Руки взлетели над запрокинутой головой, и капюшон упал. Деми осторожно перевела дыхание: преподобный Бек. Появился-таки… Отойдя в сторонку, подальше от света, Деми принялась методично снимать: Бек, зрители, монахи — одна камера, другая…

По-прежнему глядя в каменный свод и простирая кверху руки, Бек возгласил что-то повелительным тоном, будто призывая духов тьмы из холодных просторов Вселенной. Опустив голову, он повторил приказ, глядя во тьму между огней. Долгое время ничего не происходило, потом из темноты появилась фигура в белом. Проплыв между двух огней, она остановилась на каменном круге.

Кристина.

Повернувшись к зрителям, Бек заговорил снова, обводя рукой каменный постамент. Собрание отозвалось, повторяя слова Бека и добавляя к ним другие, звучавшие будто названия далеких звезд. Всего четыре слова, подобных именам древних богов.

Не переставая снимать, Деми понемногу выдвигалась вперед.

Когда преподобный Бек покинул круг света, на его месте объявилась Лючиана в сверкающих золотом одеждах и с длинным рубиновым жезлом в руках — быстро и как-то незаметно. Густые черные волосы собраны в тугой узел на затылке, глаза накрашены театрально, до самых ушей, а ногти… жуткие накладные ногти достигали одиннадцати дюймов в длину.

Грациозно, как танцовщица, шагнув за спину фигуры в белом, она провела жезлом круг над головой Кристины. Гибко отступив в сторону, обвела жезлом и каменный цоколь, затем обратила взгляд к собранию. Держалась она царственно, будто верховная жрица, которой, собственно, и была. Отрывисто и решительно, она произнесла чеканную фразу, прозвучавшую заклинанием. Потом, шагнув на край постамента, произнесла заклинание снова, сверкая глазами в полумраке амфитеатре.