— А почему бассейн под крышей?
— Из страха перед пожаром. Открытого огня мы боимся больше всего на свете. Вокруг лед. Чтобы его растопить, нужна масса энергии. В случае пожара эта чудесная теплая морская вода послужит нам спасением. — Ди взглянула на идеальную гладь. — Большинство вещей здесь многофункционально.
— Здорово. А почему в бассейне морская вода? — поинтересовалась Хэнли.
— Потому что ее не надо обеззараживать хлоркой. Хлорированную воду труднее использовать.
— А вы хоть как-то обрабатываете воду, которую пьете?
— Нет. — Ди озадаченно помолчала. — А что, нужно?
— Пока трудно сказать, — отозвалась Хэнли.
— Пойдем, — позвала Ди, — осмотр достопримечательностей почти окончен.
— Станция оказалась гораздо больше, чем я ожидала, — поведала Хэнли.
— Поверь мне, она очень быстро уменьшится для тебя. Станция создает лишь иллюзию простора. Вскоре ты почувствуешь всю ее тесноту и осознаешь, как враждебно к нам оно. — Ди показала на потолок.
Хэнли подняла взгляд к окну, к усыпанному звездами небу и сразу же почувствовала, что не может сориентироваться.
— А с какой стороны в марте из-за горизонта солнце появится?
— В смысле — с какого направления?
— Да.
— Оттуда, — махнула рукой Ди, — с юга. Солнце взойдет на юге.
«Русь» выскользнула из фьорда. Тяжкое молчание воцарилось в лодке: люди выполняли свои обязанности, словно автоматы; вахтенные обменивались лишь самыми необходимыми фразами.
Руденко вглядывался в монитор внутренней видеосвязи на посту управления, отмечая позы водолазов, находящихся в компрессионной камере. Матрос, который закладывал заряды внутри «Владивостока», сидел в отдалении от остальных, подтянув колени и закрыв лицо руками. Двое полулежали, заслонив глаза руками от света, бьющего из ламп над головой. Орловский располагался ближе всех к телекамере, то ли забыв о ее присутствии, то ли не придавая этому факту никакого значения. Он неподвижно сидел с безжизненным выражением на лице, уперев в стену невидящий взор. На подбородке висела капля воды.
Отвернувшись от монитора, Руденко облокотился о стол и подпер рукой щеку. Он ждал. Старшина вел отсчет времени. Наконец послышался звук далекого взрыва… Слабый — на грани нереальности — и все же пугающе конкретный.
— …твою мать! — Голос Орловского, донесенный динамиком, был единственным, раздавшимся в рубке.
Корабль устремился на большую глубину. За спиной у Руденко, на мониторе, сжавшись в комок, втянув голову в плечи и стиснув ее руками, плакал самый младший из водолазов.
Руденко нажал на кнопку внутренней связи и тихо справился у Орловского о состоянии паренька. Тот посмотрел в объектив телекамеры, потом показал на свой висок.
— У него крыша едет. Не стоило посылать его на лодку. С тех пор трясется не переставая. И несет какую-то околесицу. По-моему, разговаривает с матерью. Адмирал, парню нужно выбираться отсюда. Да и всем нам тоже. Сколько еще часов вы нас будете держать в барокамере?
— Адмирал, — позвал Немеров.
Руденко отключил интерком.
— Что?
— Я бы не советовал торопиться с декомпрессией.
— Полагаете, это чересчур опасно?
— Не знаю. Только младшие офицеры говорят, что, если водолазы появятся в кубрике, начнется мятеж. Экипаж не хочет иметь с ними ничего общего.
— Младшему водолазу нужна помощь.
— Мои люди опасаются, что ныряльщики заразились при контакте с «Владивостоком».
Руденко взглянул на экран — на Орловского и остальных.
— Понятно.
— Они хотят, чтобы водолазов держали на карантине.
— Это ваш корабль. Принимайте решение.
Немеров покачал головой:
— Не представляю, что делать. — Он медленно выдохнул. — Прежде, командуя судном, я никогда не испытывал стыда.
— Счастливчик, — горько усмехнулся Руденко.
Немеров обомлел, не смея поверить осенившей его догадке.
— Неужели приказ был уничтожить лодку, не проверяя, жив экипаж или нет?
Руденко отвернулся.
Лицо Орловского, искаженное рыбьим зрачком телекамеры, заполнило весь экран.
— Командир! Мы должны вернуться к нормальным условиям жизни, как только закончится декомпрессия. Мы сидим взаперти с тех самых пор, как отплыли.
Немеров нажал кнопку интеркома:
— Уверен, вы понимаете, что данная ситуация несколько необычна.
Казалось, Орловский едва держит себя в руках.
— Капитан, до Санкт-Петербурга еще по меньшей мере — сколько? — целых три дня! Мы рехнемся, если не выберемся из этого ящика.
Читать дальше