Юрис Юрьевикс - Ледяной ад

— Да нет, спасибо. — Стивенсон бросил на нее озабоченный взгляд. — Я уже принял аспирин.

— Аспирин — всего лишь очищенный концентрат коры белой ивы. Люди забывают о том, что история восьмидесяти процентов современных медикаментов восходит к лекарственным растениям.

Командир экипажа знаком велел пассажирам занять места на одной стороне салона и сам пристегнулся ремнями.

Когда самолет оторвался от земли, Хэнли увидела в иллюминаторе подсвеченную надпись в конце приангарной площадки:

Закрыв глаза, Хэнли прокрутила в голове недавние события: посадка Джоя на самолет до Сан-Франциско; поездка в Центр; нервная трескотня Мансона; изнурительное общение с недоумком из отдела кадров, проверявшим ее медицинский полис и докладную Мансона о надбавке к ее окладу одного миллиона долларов; беглый медосмотр, совмещенный с диктовкой нового завещания семейному адвокату; телефонная перепалка с бывшим мужем… Весь день Хэнли напоминала себе, что должна выйти на солнышко и на целых пять месяцев попрощаться с ним, но когда у нее наконец появилось свободное время, солнце скрылось за горизонтом. И вот теперь она неслась над полярной пустыней, ожидая, когда ее, заключенную в «яйцо», изрыгнет летающий «кит».

Хэнли достала из футляра ноутбук и открыла электронную почту. Исикава сообщал, что пока на станции «Трюдо» все здоровы; сын просил помочь справиться с домашним заданием, как будто мать находилась в соседнем доме, а не неслась на самолете к самому краю земли. Хэнли с улыбкой подумала о том, насколько потребительски поколение Джоя относится к современным технологиям. Она попробовала ответить сыну, однако письмо не отправилось: спутниковая связь оборвалась.

Хэнли посмотрела на свои руки, подняв над клавиатурой. Сильный загар, морщинки, рисунки на подушечках пальцев… Привычная плоть…

— Не хочу умирать, — подумала она вслух, забыв, что микрофон включен.

— Не надо волноваться, — попробовал успокоить ее Стивенсон, — лучше постарайтесь уснуть. Впереди долгий путь.

— Я бы уснула, если бы вы помогли мне вылезти из этого костюма.

— А я бы помешал вам, если бы вы захотели его снять. Очень важно привыкнуть находиться в нем долгое время. — И Стивенсон принялся живописать: — При температуре минус тридцать два градуса и скорости ветра тридцать миль в час вы продержитесь без защитного костюма не более сорока секунд. Открытые участки тела оледенеют меньше чем за полминуты. При минус пятидесяти восьми и полном отсутствии ветра автомобильные шины взрываются, клетки человеческого организма лопаются, металл крошится, словно стекло, а стекло рассыпается, как ржавчина. И…

— Ясно, ясно, — перебила его Хэнли, — антифриз превращается в цемент.

— Да, антифриз, черт его дери! — вмешался в разговор командир экипажа. — Если он начнет замерзать, то, Богом клянусь, горючее превратится в грязь, а гидравлическая жидкость — в глину. Тогда самолет станет просто падающим булыжником. Если там, куда мы летим, температура слишком низкая, мы повернем назад.

— Вы рассуждаете, как мой бывший муж, — заметила Хэнли, убирая в футляр ноутбук. — Он такой же паникер. Жаль, что его нет здесь, он составил бы вам неплохую компанию.

За иллюминатором «старлифтера» волнообразные пятна света сливались и разделялись. Зеленые нити, оттененные красными, таяли. Внизу простиралась неоглядная скучная пустота. Хэнли пришла в голову мысль, что в этом месте хорошо смотрелась бы космическая гондола.

— Где мы находимся? — поинтересовалась она.

— Все еще над Аляской.

— А когда мы пересечем Полярный круг?

Командир по передатчику связался с кабиной пилота.

— Пассажир спрашивает, когда мы достигнем широты шестьдесят шесть и тридцать три. — Он замолчал, выслушивая ответ. — Как я и предполагал, мэм, мы уже ее пересекли.

— Ее? — не поняла Хэнли.

— Черту Полярного круга. — Командир кивнул на иллюминатор: — Мы уже там, в холодильнике.

Хэнли вытянулась во весь рост на сиденье.

— Надо же! А индикатор охлаждения не горит.

В самолете явно постепенно становилось теплее. Хэнли сняла шлем и позволила грохоту двигателей, похожему на рев Ниагарского водопада, окатить ее с головы до ног.

— Я буду медитировать, — объявила она и закрыла глаза.

Она постаралась опустошить сознание, но ей это не удалось.

Мысль упорно возвращалась к Джою и к словам бывшего мужа о том, что карьера для нее важнее всего, даже собственного ребенка. Когда Джой был малышом, для счастья ему требовалось так мало — пригоршня игрушек, которые он бережно рассовывал по карманам. Цветной ластик, плюшевый медвежонок, красивые камушки, «красные денежки» (пенни), «большие денежки» (четверть доллара), погнутый компас… Она вздохнула с чувством сожаления и начала медитировать, представляя, как ее дыхание медленно наполняет воздушный шар и нехотя покидает его.