Карин Альвтеген - Утрата

— Нет! Не туда, — услышала она голос.

Но она уже была там.

Дрожащими руками ей удалось вставить ключ в замочную скважину изнутри и запереть дверь. В следующую секунду ручка задергалась.

— Сибилла! Не делай глупостей.

Она огляделась.

Незаправленная кровать в центре комнаты. Простыни и наволочки, некогда, видимо, белые, посерели и покрылись пятнами.

У стены напротив — туалетный столик из темного дерева, наверное дуба, а перед зеркалом — горящая стеариновая свеча в серебряном подсвечнике высотой с полметра. Такие свечи она видела только в церкви. Рядом с подсвечником — Библия.

— Сибилла, открой.

Она подошла к окну. Шпингалет не поддавался, ей пришлось помучиться, прежде чем он открылся. Скрежещущий звук сопротивляющегося металла.

— Не открывай окно! — кричал он. — Сибилла, осторожней со свечой.

Он колотил в дверь.

Повернувшись, она посмотрела на подсвечник. Пламя подрагивало от ветра, врывавшегося через открытое окно.

Наклонившись, она выглянула вниз. Прямо под ней каменные ступени крыльца, и если она не ударится о железные перила, то наверняка насмерть разобьется о каменную площадку.

— Сибилла! Закрой окно.

Теперь голос звучал строго.

Оставив окно открытым, она подошла к туалетному столику. Передышка, которую обеспечивала запертая дверь, позволила снова собраться с мыслями.

Осторожней со свечой.

У серебряного подсвечника лежат еще две запакованные в пластик свечи такого же размера, а рядом четыре неиспользованные кладбищенские свечи в белых пластмассовых футлярах.

Время горения — шестьдесят часов.

Взяв Библию, она раскрыла ее на первой странице. На внутренней стороне обложки было что-то написано, она быстро прочитала:

И она мгновенно сообразила, что теперь сила на ее стороне.

Горящее пламя — ее оружие.

Она услышала скрежет в замочной скважине. Отложила в сторону Библию и спешно закрыла окно.

— Если ты войдешь, я погашу свечу! — крикнула она.

Шпингалет встал на место. Звук в замочной скважине стих.

— Она ведь горит с тех пор, как он умер, да?

В ответ не прозвучало ни звука, но теперь она знала наверняка: он хранит это пламя, как олимпийский огонь, как живую память о любимом.

Теперь у нее есть дополнительный запас времени.

Только вот для чего?

Она огляделась по сторонам.

Кроме кровати и столика, в комнате ничего больше не было. На полу — коричневатый в разводах ковролин, поверх которого три старых тряпичных половика. Она посмотрела на кровать. Может, простыни хватит, чтобы спуститься по ней вниз? А что потом? Он успеет снова ее схватить.

Она подошла к подзеркальнику и подняла подсвечник. Осторожно, очень осторожно, прекрасно понимая, что горящая свеча — это ее страховка.

— Можешь войти! — крикнула она.

— Тогда открой.

Какое-то время она колебалась.

— Прежде чем войти, досчитай до трех, иначе я погашу свечу.

Ответа не последовало. Она подошла к двери, мягкое покрытие заглушало звук ее шагов. Быстро повернув ключ, снова отошла от двери подальше.

Через три секунды ручка тихо опустилась вниз.

Они стояли лицом к лицу, и между ними горела свеча.

Из его глаз сыпались искры ярости. Он смотрел на свою изувеченную руку, вытянув ее перед собой. Она проследила за его взглядом. По всем пальцам шла рваная рана, а мизинец, кажется, сломан полностью.

Они молчали.

И только пламя двигалось между ними.

— Зачем ты это делаешь? — наконец спросил он. — Что ты надеешься так выиграть?

— Я хочу, чтобы ты позвонил в полицию.

Он покачал головой. Не отказываясь, скорее демонстрируя собственную раздраженность.

— Ты не понимаешь, что так надо? Мы же с тобой избраны, ты и я. Мы ничего не можем изменить… Оставь свечу.

Она усмехнулась. Свеча вздрогнула от внезапного порыва воздуха. Дрожащее пламя вдруг напомнило ей о том, насколько непрочной была ее временная победа, и ею снова овладел страх.

Может быть, он это заметил, может быть, почуял.

На лице его снова появилась улыбка.

— Мы с тобой из одного теста, ты и я. Я читал о тебе в газетах.

Как же ей отсюда выбраться?

— Они разговаривали с кем-то из твоих одноклассников. Ты читала?..

Если она выйдет, огонь погаснет. Выигрыш во времени на улице не поможет.

— Я тоже был одиночкой…

— Где телефон?